Сзади незаметно подошёл к князю боярин Яровит.
Вкрадчивым голосом он неспешно заговорил:
— Невеста твоя, княже, думаю, хороша. Красотой телесной не обделена, нраву строгого. Одно только — неулыбчива. Но оно понятно. Сам знаешь, что с отцом её, с семьёй случилось. Переживает, страдает. Узнал: всё надеялась она воротиться назад, в Англию. Но когда герцог Вильгельм, нынешний король английский, разбил в бою датские корабли, смирилась, успокоилась, согласие дала на Русь ехать.
— Стало быть, честолюбива она, не проста в общеньи? — спросил Владимир.
Яровит кивнул.
— Ещё скажу, княже. Королевна Гида и на коне скакать умеет, и книжной грамоте добре разумеет, и из лука хорошо стреляет.
— Вот как? — удивился Владимир.
Его всё сильней и сильней влекло к этой неведомой женщине. Было в ней что-то такое необычное, притягательное, завораживающее. Аж ладони зудели у Владимира, хотелось ему, чтоб скорей состоялось венчание, чтоб остались они вдвоём, чтоб ощутил он себя наконец мужчиною рядом с женщиной, а после... после он без устали стал бы рассказывать ей... обо всём — о Русской земле, о своей жизни, о ратях, об охотах, о княжеских столах.
Яровит, видя, что Владимиру сейчас не до него, тихо отступил в сторону. Позже, уже в палатах, он представил князю Всеволоду двоих дюжих молодцев.
— Эдмунд и Магнус, братья королевны Гиды, княже. Пришли служить в дружину к тебе. Воины бывалые, храбрые. С ними полторы тысячи ратников.
Всеволод щедро угощал братьев брашном и олом. Он светлел лицом, улыбался, знал: теперь выскочка Святослав и его обнаглевшие сыновья им с Владимиром не страшны. Получил давеча князь от киевских своих доброхотов грамоту: свёл Святослав сына Олега из Ростова, направил его на Волынь, к ляшским рубежам. И в Ростов тотчас выехал Всеволодов посадник, варяг Шимон. Снова обширный хлебный край переходил под его, Всеволода, руку. Теперь вот только бы Владимира из Турова перевести в более достойное место, но то — успеется.
Терпелив был князь Хольти. Терпелив и настойчив.
Глава 74
ДЕЛА НОВГОРОДСКИЕ
На пути в Роскильду боярину Яровиту побывать в Новгороде не удалось: от Усвяти посольские ладьи свернули на заход, на Западную Двину и так и плыли по ней обычным путём до самого Варяжского моря[287].
Однажды ввечеру мелькнул в стороне на правом берегу мрачной громадой Полоцк. Яровит поторопил гребцов, сам сел за весло — подвластные Всеславу волости хотелось миновать побыстрее, от злобного, отчаянного полоцкого князя можно было ждать любой пакости.
Дальше всё пошло удачно — мимо холмистой Ливонии, широкого двинского устья, по синим морским просторам скоро летели гружённые дарами ладьи; попутный ветер надувал паруса; радостно, весело даже было вдыхать боярину влажный морской воздух, смотреть на кружащих над волнами чаек, созерцать пустынные низкие берега с песчаными дюнами.
С данами Яровит столковался почти сразу. Приятное удивление читал он в светлых глазах короля Свена, улыбкой светилось постаревшее, усеянное морщинами лицо Елизаветы Ярославны, серьёзна и внимательна была к его словам юная королевна. Эдмунд и Магнус, братья Гиды, всё расспрашивали его о русской жизни, боярин рассказывал просто, обстоятельно, рисовал картины бескрайних лесов, полей, говорил о половцах, о пограничных заставах, о ратном удальстве русских витязей.
Обратно ехать через Двину и Полоцк Яровит не решился. Бог весть, мирно живёт или воюет сейчас Всеслав с киевским и черниговским князьями. Через Колывань, озеро Ново. Волхов добрались они до Новгорода Великого.
Город и впрямь был велик — широко раскинулся он по обоим берегам вспученной быстротекущей реки. Дощатый мост соединял две стороны — Торговую и Софийскую, по правую руку высоко в серое пасмурное небо вдавался золотой главный купол соборного храма Святой Софии, по левую — шумел многолюдный торг. И всюду — добротные деревянные дома, крытые досками долгие улицы, просторные купецкие и ремественные дворы, большие площади, белокаменные одноглавые церквушки. Город опоясывала крепостная стена с приземистыми башенками, собор Софии и палаты епископа окружала другая стена — повыше, сложенная из камня.
Всё здесь, в Новгороде, было не так, как в южных городах, даже люди, и те смотрели иначе — более смело, открыто, уверенно, не опускали глаз долу, не стелились в раболепных поклонах.
В Новгороде Яровит задержался на несколько дней. С князем Глебом виделся два или три раза, но встречи были коротки, обменивались боярин и князь лишь малозначащими, словно бы впопыхах оброненными, фразами.
Единожды, когда отдыхал Яровит на гостевом подворье, вдруг постучался к нему молодой боярин, рослый, светлолицый, с русой короткой бородкой. Он неловко мял в руках шапку, видно, не зная, с чего начать разговор.
— Славята аз, боярин, — сказал наконец откашлявшись. — В обчем тако. Потолковать нать.
Яровит насторожился.
— Ты как, от себя пришёл, или..? — спросил он, не договаривая, обжигая незнакомца подозрительным взглядом.