Всего лишь я

Пятеро разбойников полукругом обступили Трафо и девушку, наполняя ночь сиплым после бега дыханием. Вырваться из такого кольца без боя было невозможно. Вступить с ними в схватку? Нет, не годится. Не хватит сил и сноровки одолеть лихих людей, промышлявших силой всю свою жизнь. И уж точно знавших, куда и как следует бить одинокого путника, чтобы тот только и мечтал о том, как бы живота не лишили. Это в лучшем случае. Грубой силе грабителей Трафо мог противопоставить только силу Божественную. Он мысленно призвал свою карту, и та охотно отозвалась, наполняя разум еще большей уверенностью, а тело —приятным теплом.

"Ого!" – удивился Трафо, как только глянул на лихих людей "скрытым" оком.

Все пятеро светились оранжевым цветом. Уже угасающим, что наводило на мысль о том, что страх их постепенно улетучивается и уступает место необузданной животной ярости. Но что-то же их испугало, и совсем недавно.

"Да они же боятся больше, чем эта бедная девушка. Отчего так, интересно?"

– Отдай нам девку и все, что имеешь сам, и проваливай! – не сказал, а словно пролаял тот из разбойников, что стоял напротив Трафо.

*****

Куна по прозвищу Седло всегда знали как человека бесстрашного и удалого. По эту сторону базара не сыскать лихих людей более страшных и отчаянных, чем те, что ходили под его началом. Коль набрался отваги и вышел в ночной город – не ропщи, повстречав на пути его самого или людей, называвших себя его людьми. Предложат купить пыль с дороги – бери, какую бы цену ни назначили. А воспротивишься, пугнешь стражей городской, так и отступят, объяснив подоспевшим воинам, что сделка не состоялась. И то правда – за что хватать? Силой никто ничего не отбирал. Да только взглядом таким проводят "смельчака" крикливого, что тот и сам уж не рад будет крикам своим. Спалят дом, семью напугают, а резон один – брать все, что осталось, и на поклон к Куну идти. Бес попутал, мол, прими дары скромные да дозволь и дальше в Набакисе жить. Так-то…

Вольно жить разбойнику в свободном городе. Вольно, да за волю ту головой расплатиться можно. Потому Кун и не пачкал рук своих кровью, той, за которой смерть. Нос своротить или глаз "прикрыть" кому – запросто! А вот от смертоубийства не отвертишься. Кончишь дни свои на плахе, а как голову снимут с плеч, так не успокоятся. За ногу подвесят тело, на шест вздернут воронам на потеху, лихим людям в назидание – не шали в Набакисе.

И не задумывался Кун об убийстве до сегодняшнего дня. Вернее, до этой ночи.Мог ли подумать он, вставая из-за щедро накрытого стола в харчевне, собираясь на промысел, чем обернется для него сегодняшняя ночь.

Сильно толкнув могучим плечом своим зазевавшегося хмельного гуляку, свалив того на пол, Кун подошел к хозяину харчевни, стоявшему за низеньким прилавком, уставленным кружками. Упавший принялся было лаять своего обидчика, но шедшие позади своего вожака и кормильца люди быстро его утихомирили. Кто-то не глядя пнул хмельную голову крепким сапогом так, что только чуб взметнулся, а затылок звонко впечатался в стену. Затих несостоявшийся мститель, обмяк.

– У тебя есть для меня товар? – отсчитывая из кошеля монетки, спросил Кун хозяина.

Лоснящаяся от жары довольная физиономия хозяина расплылась в улыбке. На стол упала связка старых ржавых ключей. Где он их взял? Специально слуг посылал по городу, что ли…

– Как тебе такой товар? – приподняв бровь, обратился к Куну.

– Знатно! – засмеялся разбойник, отсчитывая столько же монет, сколько отдал за щедрый ужин. – Долю твою после торга занесу.

Сказал, сгреб связку огромной пятерней и, твердо печатая каждый шаг, направился к выходу.

Выйдя на улицу, вдохнув уже успевший остыть после дневной жары воздух, Кун направился к излюбленному месту. Три дороги сливались в одну, вынося днем толпу ко входу на базар, а ночью редких путников, терявших стыд свой только тогда, когда ноги их ступали на освещенную торговую площадь. Коль хочешь, то можно и минуть тот путь, только нет гарантий, что на подходе с другой стороны базара тебя не встретят такие, как Кун и его ватажка. Чуть не доходя до базара, есть укромный заулок, где и поджидали своих жертв разбойники. Встретят олуха, выйдут грозно, загородят путь. Смахнет из-под ног щепоть пыли один из ближников Куна, протянет несчастному – купи! И купит. А есть еще один выход: купить ключик ржавый, и целый год ходить на ночной базар свободно, не опасаясь сменять все деньги, что на удовольствия копил, на щепоть пыли. Так-то. Именно к этому заулку и пришли Кун и его люди. Не успели толком дух перевести, как один из них, самый верткий и пронырливый, вдруг дернул Куна за рукав:

– Смотри, Кун. Никак первый сегодня припожаловал.

Разбойник выглянул за угол. Брезгливо сморщился:

– Это монах. Ничего, кроме проповеди, мы с него не получим.

– Не скажи. Он с базара идет. Может, носил Воду Монаха на торг, теперь возвращается.

– Может быть, – почесав бороду, ответил Кун.