Всего лишь я

Звезды гасли. Нет, не те, что на небе, а те, что плясали перед глазами. Тянущая, казалось, во все стороны одновременно боль в паху отступала. Кун рано поверил в ее отступление, попытался перевернуться, если не на спину, то хотя бы набок. Отчего-то думалось, что, повернись набок, подтяни колени к подбородку, и дышать станет легче. Нет! Как только Кун пошевелил ногой, боль в отбитом напрочь мужском достоинстве вспыхнула с новой силой, зажигая перед глазами новые звезды. Лучше еще обождать.

– Кун, а Кун…

Какой противный голос все-таки у Крысы. Надо же, очухался быстрее всех. И впрямь Крыса. Живучий, ничего его не берет. Подполз на брюхе, за лицо Куна лапает.

– Чего тебе, – сквозь зубы прошипел Кун.

– Уходить надо, – прильнув к уху влажным ртом, прошептал Крыса. – Этот огонь, ну… которым нас шарахнуло – его же с базара столбовые увидеть могли. Столбовой —это тебе не стражник. От него не откупимся.

Кун застонал, собрав волю в кулак, принялся подниматься на ноги. Крыса дело говорил. Так оно и случится. Столбовой придет. И уже не синим пламенем, а честным железом поснимает их головы с плеч. Без суда.

Подъем дался с трудом. Кун, превозмогая вспыхнувшую с новой силой боль, подвывая, все-таки принял вертикальное положение. Опираясь на хлипкое плечо Крысы, подошел по очереди к каждому из ватажников и лично помог подняться на ноги. Так-то; о себе надо в последнюю очередь думать. Тогда и люди, водимые тобой, за тебя умереть не испугаются. Отошли в знакомый заулок. Осмотрели раны. Ничего страшного не было, так, пустяки. Подумаешь, волосы подпалило. Вырастут новые. Только кожа на лице саднила и натянулась, моргать страшно. Казалось, может лопнуть от моргания кожа над глазами. Больше всех досталось, как выяснилось, именно Куну. По такому месту да магическим пламенем. Все молчали, лишь кивали сочувственно лысыми головами. Кто знает, не отнял ли магический огонь мужскую силу?

Как бы там ни было, а жалеть себя Кун не привык, и людей своих держал в строгости. Повздыхали – и будет. Ночь еще не кончена, дело не ждет.

– Давайте-ка, ребятушки, выйдем мы к югу, там удачу испытаем. Не резон нам в харчевню возвращаться с отбитым хозяйством да с рожами подпаленными. Нужна добыча. Когда люди деньги видят, то синяков да шишек не замечают.

На том и порешили. Знакомыми кривыми проулками да переулочками продвигалась ватажка к югу. Не встретив никого на своем пути, дошли до условного места, принялись ждать путника одинокого и по возможности богатого. По очереди выглядывали из-за угла, в нетерпении притопывали ногами. Распаляли себя, заводили. Каждый уже придумал, как подойдет и куда именно ударит путника. Как сорвет с пояса тугой кошель. Ни о каком мнимом торге уже не думалось. Хотелось добычи и отыграться за недавнее унижение, избив хоть кого-нибудь.

– Бежит кто-то, – вновь первым, кто заметил приближение путника, оказался Крыса. – Девка какая-то.

Кун скривился. Что за невезение? Что с девки взять?

– Отойди, сам гляну.

Высунув из-за угла голову, Кун присмотрелся к девушке. Ага, появилась надежда на наживу. Девка-то не простая. То ли танцовщица с ночного базара сбежала от перепившего посетителя веселого шатра, то ли жрица любви, вдруг взбрыкнувшая, не пожелавшая ложиться под очередного урода.Плевать, главное, что заметил Кун, так это то, что девка одета в шелк, что сам по себе немалых денег стоит, да мониста на ней до пупа. Опыт подсказывал, что для девушек с ночного базара монист из меди не делают. Серебро, много серебра. Кун выскочил ей навстречу сам.

Девушка отпрыгнула на другую сторону улицы, собралась кричать, но вдруг передумала. Знала, чертовка, что ничего путного из ее шума не выйдет.

– Что за пташка, что за цветок! – растягивая слова и мило улыбаясь, воскликнул Кун, подходя к девушке. – Не жарко ли тебе, девица? Не тяжело?

Пока Кун заговаривал зубы своей жертве, его люди незаметно обступили ее со всех сторон.

– Давай сама, – предложил снисходительно Кун. – Скидывай серебро, а то шея переломится. Да шаровары не забудь. Нечего в духоте держать "кувшин сладострастия", протухнуть может.

Ватажники отозвались дружным гоготом. Ай да шутка, ай да Кун!

Девушка безропотно, лишь горько вздохнув, расстегнула хитрый замочек на шее и бросила в руки вездесущему Крысе тяжелую монисту. Взялась за тесемку шаровар и замерла в нерешительности.

– Ну, – грозно рыкнул Кун и, устав ожидать, шагнул к жертве.

Во второй раз за эту ночь главарь разбойников увидел, как из глаз его посыпались звезды. Маленькая, но очень крепкая ступня девушки впечаталась в многострадальный пах Куна. Взвыв раненым туром, он завалился на бок. Оторопевшие разбойники уставились на упавшего вожака. Воспользовавшись их замешательством, девушка пустилась наутек. Только голые пяточки сверкали.

То ли досада от очередного пинка по сокровенному, то ли жалость к самому себе родила в Куне такую ярость, что она затмила собой боль. Вскочив на ноги, разбойник в бешенстве махал руками и орал о том, что убьет нерадивую шлюху. Кто-то из ватажников попал под очередной взмах и отлетел в сторону.