— Открой глаза и посмотри на меня! — приказала она. Она забралась на табурет, оказавшись всего в паре дюймов от меня. В левой руке она держала сдвоенный фаллос, а правой подняла кружевной подол сорочки. Я увидел темные вьющиеся волосы на лобке, сквозь которые просвечивала розовая кожа и маленькие нежные половые губы, которые обычно скромно прикрыты волосами. Она слегка наклонила фаллос и вставила его одним концом прямо в себя. Ее тело грациозно двигалось взад и вперед, чтобы принять его. При этом второй конец изгибался наружу, так что со стороны она казалась женщиной с восставшим членом.
Потрясающее зрелище: ее изящное тело и этот блестящий член, устремляющийся вверх прямо из жестких кудрявых волос. Впечатление еще больше усиливало ее тонкое лицо и пунцовые губы. Потом она наклонилась ко мне, при этом надавив большим пальцем куда-то в область подмышечной впадины, и сказала:
— А теперь повернись ко мне спиной.
Я беспомощно хрипел и сипел, но ничего не мог поделать, кроме как следовать ее приказаниям. Я почувствовал, как в меня входит искусственный член, и весь напрягся, сделав попытку отодвинуться.
— Стой спокойно, Эллиот, — прошептала она. — Не вынуждай меня насиловать тебя.
А потом это непередаваемое чувство, когда смазанный член, расширяя задний проход, стал проникать внутрь. И когда он вошел до самого основания, я испытал острое наслаждение от горячей, нежной головки внутри себя. Господи, если бы она просто прессовала меня, грубо насиловала! Нет, она на самом деле трахала меня! Что было еще хуже. Эта теплая резиновая мошонка словно была частью ее тела, так же как ее обнаженный живот и узкие бедра.
Я непроизвольно раздвинул ноги. Терпеть эту сладкую муку стало уже невозможно. Оказаться насаженным на продолжающий входить и выходить резиновый член, наполняющий меня своим содержимым, — более острого ощущения мне еще не доводилось испытывать! Я ненавидел ее, но мне нравилось то, что она со мной вытворяла. Тут я ничего не мог с собой поделать! Она прильнула ко мне всем телом, а руки ее требовательно искали мои соски.
— Ненавижу тебя, — прошептал я. — Ты, маленькая сучка!
— Конечно ненавидишь, Эллиот! — ответила она. Она знала, что оседлала меня, управляла процессом.
Еще немножко — и я кончу! Я осыпал ее всеми мыслимыми и немыслимыми проклятиями. Тогда, обхватив меня бедрами, она стала работать резиновым членом еще активнее, проталкивая его все глубже и глубже, одновременно целуя взасос мне шею и дергая за соски.
И так до бесконечности. От толчков резинового члена я дергался, как тряпичная кукла. Я с трудом сдерживал стон наслаждения, но кончить так и не мог; при этом мне казалось, что и она вряд ли испытает оргазм в таком вот положении, сзади. Но нет, она вдруг напряглась, застыла, а потом издала протяжный стон наслаждения. Ее горячие груди вжались мне в спину, ее волосы упали мне на плечи, а сама она вцепилась в меня так, словно боялась упасть.
Желание и ярость парализовали меня. Она защелкнула меня и крепко держала в себе. Потом фаллос неожиданно выскользнул, и я с некоторым облегчением понял, что больше не чувствую на себе горячей, мягкой тяжести ее тела.
И все же она была где-то рядом. Я ощутил ее пальцы на наручниках. Она медленно расстегнула их, освободив мои запястья, и заставила меня опустить руки.
Оглянувшись через плечо, я увидел, что она уже отошла от меня и стоит около кровати. Она успела избавиться от резинового фаллоса, и ее бедра были прикрыты коротенькой сорочкой. Она вся раскраснелась, лямка сорочки сползла с плеча, волосы очаровательно растрепались. На фоне белоснежного убранства глаза ее блестели особенно ярко.
Я уже представил, как срываю с нее сорочку, крепко хватаю ее за волосы и…
Она повернулась ко мне и, отодвинув белоснежный полог, забралась на кровать, продемонстрировав голую попку и нежные розовые половые губы. Затем она перекатилась на бок, с деланой стыдливостью поджав колени, и тихо позвала:
— Иди ко мне!
И я вмиг оказался на ней, еще даже до конца не поняв что делаю.
Я обхватил ее правой рукой, а потом бросил на гору подушек и стремительно вошел, можно сказать, вонзился в нее, обрушиваясь на нее всей тяжестью, как она до того обрушивалась на меня.
Неожиданно она залилась краской, изменилась в лице: теперь оно выражало страдание и боль. Раскинув руки в сторону в ворохе кружевного белья, она беспомощно билась на кровати.