Врата в рай

Она была уже совсем рядом. Наклонившись и легонько мазнув меня по плечу оборками блузки, она поцеловала меня в щеку. Духи и шелковые волосы. Я попробовал сменить положение, так как боялся, что вот-вот кончу, прямо как школьник, от ее поцелуя. Бред какой-то!

— А ты у нас самоуверенный наглец. Так ведь? — спросила она почти ласково. — И у тебя слишком острый язык. Ты не можешь мне подчиниться, но и с собой явно не в ладу.

Я уже открыл было рот, чтобы сказать: «Да, мэм. Это так. Я готов тебе ноги целовать, лишь бы ты меня отпустила», но сдержался.

Она снова нежно поцеловала меня. Вкус ее губ сводил с ума. А еще аромат духов!

— Сегодня я дам тебе несколько уроков, — сказала она. — Как в нашем Клубе должен говорить и отвечать раб.

— Я быстро учусь, — ответил я, отвернувшись.

Чего я, черт возьми, добиваюсь?! Очень плохо. Но я ничего не мог поделать: так на меня действовала ее внешность: ее узкая юбка, ее блузка с глубоким вырезом.

— Очень надеюсь. Иначе я из тебя всю душу вытрясу, — мягко рассмеялась она, впившись губами мне в шею. — А это что такое? Уже боишься? Смотри не кончи на простыню во время порки! А то знаешь, что я с тобой сделаю? Угадай с трех раз!

Я не стал отвечать.

— Теперь я буду тебя наказывать, — произнесла она, нежно убирая упавшую прядь у меня со лба, — а ты будешь отвечать, как положено, если я к тебе обращусь. Ты должен держать в узде свою гордость, даже если я буду тебя провоцировать. Все понял?

— Да, мэм, — ответил я и, подавшись вперед, поцеловал ее, не дав увернуться.

Вся ее жесткость куда-то исчезла, она опустилась на колени и поцеловала меня.

У мена в голове словно бомба разорвалась.

— Лиза, — прошептал я, не понимая, зачем это говорю.

Она замерлa. Просто стояла и смотрели на меня. И я неожиданно понял почему так испугался. Ведь раньше все они — мужчины или женщины, которые меня пороли или подчиняли себе, — были в масках, по крайней мере в моем воображении. И мне было глубоко наплевать, кем они являлись на самом деле: пока они говорили ритуальные слова, все было в порядке. Нo она не носила маски. Она не была закутана в флер фантазий.

— Я до смерти боюсь тебя, — прошептал я, сам того не ожидая, и так тихо, что нельзя было понять, слышит ли она меня. — Я хочу сказать… что трудно, это…

И тут выражение ее лица внезапно изменилось. Совсем как моментальный снимок. Господи, как она прекрасна! мне казалось, что лицо ее словно осветилось изнутри, и я увидел ее совсем вс такой, какой она представала в глазах остального мира.

— Хорошо, — ответила она, сложив губы для поцелуя, но слегка отстранившись от меня. — Ты готов к порке?

Я с тихим вздохом кивнул.

— Нет, этого недостаточно.

— Да, мэм.

Она покачала головой, явно изучая меня. Я облизал губы, ожидая, что будет дальше. Она нахмурилась, опустив глаза, обрамленные длинными ресницами, а потом задумчиво на меня посмотрела:

— Мне нравится, как ты произносишь мое имя. Давай изменим формулировку на «да, Лиза».

— Да, Лиза, ответил я дрожащим голосом.

И к Мартину я тоже всегда обращался во имени: «Да, Мартин. Нет, Мартин».

— Хороший мальчик, — похвалила она меня и встала в ногах кровати, чтобы начать экзекуцию.

И она взялась за работу. Била она сильно, с оттягом, не хуже мужчин-хэндлеров. У нее, несомненно, был большой опыт в этом деле.

Она явно изучала мои реакции, специально растягивая удары, а потому боль нарастала медленно, разливаясь во телу, совсем как удовольствие, когда она трахала меня резиновым членом. Я понял, что начинаю потихоньку сдаваться. Если бы она действовала более напористо, более грубо, ей не удалось бы меня сломить, поскольку в таком случае сработали бы все мои защитные механизмы.

Но это было только начало. Она уже порола меня со всей силой. Я напрягся и попытался приподняться, так как не мог лежать спокойно. По привычке я старался держаться до конца, но ничего не получалось. У меня на теле уже живого места не было, и у меня уже не было сил терпеть эти обжигающие удары хлыста, ищущего где побольнее, терзающего рубцы снова и снова, а также растущее возбуждение. Потом наступил момент истины — со мной такое случалось далеко не всегда, — когда я понял, что уже не могу контролировать себя и в то же время чувствую буквально все.

— Ты знаешь, что принадлежишь мне? — спросила она.

— Да, Лиза, — с готовностью отозвался я.

— И ты здесь, чтобы доставлять мне удовольствие. — Да, Лиза.

— И ты больше не будешь грубить.

— Да, Лиза.

— И ты больше не повторишь все те грубости, что я слышала от тебя сегодня днем.

— Да, Лиза.

Наконец я уже больше не мог сдерживать стонов, хотя изо всех сил сжимал зубы, даже когда отвечал ей. Она стояла надо мной, раздвинув ноги, и я мог думать только об одном. Мне так много надо было ей сказать, но я не находил слов. Но я не осмелился говорить без разрешения, лишь выдавливал из себя под градом ударов ответы на ее вопросы. Сейчас она могла потребовать от меня чего угодно. Я был готов для нее на все.

Наконец она остановилась. Потом расстегнула наручники своими ловкими, быстрыми пальчиками, сводящими меня с ума. Кожу саднило, рубцы и отметины горели огнем.