Врата в рай

Я чувствовал исходящие от нее флюиды, а еще словно поток скрытой тепловой энергии. Она будто горела, хотя на ней всего-то и было, что тонюсенькая сорочка да легкие туфельки. Казалось, она вот-вот задымится. В ней было нечто неземное. Глядя на нее, я вспомнил одно старомодное слово. Это слово «вожделение».

Опустив глаза, я пополз к ней на четвереньках и замер у ее ног. Меня снова обдало волной тепла.

Я прижался губами к ее голым пальчикам, потом — к изящному подъему там, где кончалась шелковая полоска, почувствовав нечто вроде электрического разряда.

— Встань, — мягко сказала она. — Руки за спину.

Густо покраснев, я медленно поднялся на ноги. Я вдруг понял, что меня обуревают не обычные, ритуальные, чувства, а нечто совсем другое. Я стоял перед ней, потупив глаза, и все же видел в вырезе сорочки ложбинку между грудей и темно-розовые кружочки сосков. Она протянула руку и взъерошила мне волосы. Это было так неожиданно, что я даже попятился. Тогда она положила мне на голову уже обе руки и стала мягко ее массировать, так что у меня холодок пробежал но спине, а затем, точно слепая, стала ощупывать мое лицо, нежно трогая губы и даже зубы.

У нее были такие горячие кончики пальцев, словно ее сжигал внутренний жар, а тихое мурлыканье, которое она издавала, не разжимая губ, делало ее прикосновение обжигающим.

— Ты мой, ты принадлежишь мне, — еле слышно прошептала она.

— Да, мэм, — ответил я, беспомощно наблюдая за тем, как она пощипывает, а потом и мнет мои соски.

Я непроизвольно напрягся. Меня пробило, если можно так сказать, до кончика члена.

— Мой, — повторила она.

Я подавил в себе желание ответить, только стоял и смотрел на ее грудь, открывая и закрывая рот, совсем как выброшенная на сушу рыба. Меня опять окутало дымным сладким облаком ее духов. Мне казалось, что я сойду с ума от желания. Она, похоже, придумала для меня новую пытку. Но я не могу, чтобы меня так мучили. И эта спальня… Нет, это уже чересчур!

— А теперь назад, на середину комнаты! — приказала она, не повышая голоса.

Она продолжала сдавливать и пощипывать мне соски. Я заскрипел зубами от боли.

— О, какие мы, оказывается, нежные, — насмешливо произнесла она, обжигая меня взглядом и дразня полураскрытыми алыми губами.

Я уже почти умолял ее, даже сказал «пожалуйста», так как чувствовал, что сердце вот-вот выскочит из груди. Мне хотелось убежать, хотя бы повернуться к ней спиной — я уже сам не знал, чего хочу, — лишь бы освободиться от ее власти. Но в этой ситуации у меня не было ни малейшего шанса.

Она приподнялась на цыпочки, стараясь дотянуться до чего-то над моей головой. Я поднял глаза и увидел, что это была пара белых кожаных наручников, прикрепленных к концу белой кожаной цепи. Господи, я ведь совсем забыл о них! Но что бы все это могло значить?

— А теперь подними руки! — велела она. — Нет, чуть пониже, мой долговязый красавчик! Просто держи их над головой, чтобы я могла достать. Чудно.

Я почувствовал, что весь дрожу. Маленькая симфония вынужденных признаний. Похоже, я даже начал согласно кивать.

Наручник крепко сомкнулся на моем левом запястье, а затем — на правом. Потом она связала мне руки. Я тем временем стоял, как дурак, абсолютно беспомощный, словно меня держали шесть здоровых мужиков. После этого она подошла к стене и нажала на какую-то кнопку. Кожаная цепь поползла к потолку, подтягивая мои скованные руки вверх.

— Это очень крепкая цепь, — заметила она, снова подойдя ко мне вплотную. — Хочешь попробовать освободиться?

Короткая сорочка натянулась у нее на бедрах, дав мне возможность поближе рассмотреть черный треугольник волос.

Я покачал головой. Я уже знал, что она снова будет меня трогать, и знал, что не выдержу такого напряжения.

— Ты слишком дерзкий, Эллиот, — сказала она, прижавшись ко мне всем телом и положив руку мне на грудь. — Обращаясь ко мне, ты должен говорить только «нет, мэм» и «да, мэм».

— Да, мэм, — ответил я, чувствуя, что покрываюсь испариной.

Ее пальцы пробежали по моему животу, опускаясь все ниже, нежно давя на пупок. Я уже с трудом сдерживался. И тут она погладила мой член. Я постарался отодвинуться, но она твердо положила мне руку на шею, и я чуть было не скривился от боли.

— Поцелуй меня, Эллиот, — прошептала она.

Я повернул к ней голову, и она впилась в меня своим жадным ртом, языком раздвигая мне губы. И между нами снова проскочил электрический разряд. Я ответил ей жадным поцелуем, словно хотел проглотить ее целиком. Я целовал ее так, будто это она, а не я, была подвешена к крюку. Я мог держать ее до бесконечности, настолько сильным было возникшее между нами электрическое поле: мог поднять как пушинку, мог вывернуть наизнанку. И когда она прижалась ко мне грудями, опьяняя своей близостью, я понял, что она моя. Ее ногти все сильнее впивались в кожу вокруг мошонки. Но эта боль превращалась в исходящую от меня силу, которую я полностью отдавал ей. Стоя на цыпочках, она давила на меня уже всем своим весом, сжимая мне шею левой рукой. Я наслаждался ею, ласкал ее рот языком, извиваясь в наручниках в непроизвольной попытке освободиться.