Возвращение в Пустов

Погода теплом не баловала, и все три грайи были одеты основательно: кто в старенькую куртку, кто в пальто, кто в длинный плащ розового цвета. Платки, вязаные носки. Одна и вовсе надела варежки — пальцы, видимо, мерзли.

Шумер нашел силы улыбнуться.

— Здравствуйте.

— У вас что, новые жильцы? — спросила самая подозрительная. — Вчера, смотрю, своей «газелиной» пол-двора перегородили. Заселялись?

— Заселялись. Родственники, — сказал Шумер.

— По матери что ль?

— По брату отца.

— Это по Олежке-то? — старуха звонко хлопнула ладонью по плащу на коленке. — Ну, понятно! Этот всегда беспутый был! Вот будто и не одних родителей сыновья, — сказала она подругам. — Андрей Всеволодович, помнится, с малых лет уже серьезный, принципиальный, правильный был, а этот…

Во взмахе руки оценка Олега Всеволодовича вышла исчерпывающей.

— Оно да, оно да.

Подруги поджатыми губами и понимающими кивками выразили полное согласие с характеристикой.

— Дети-то, небось, в папеньку.

— А в кого еще? Оба, понятно, в теле, оба, по глазам видно, наглые и с гонором, как родитель, что он, что она.

Слушать старух было противно.

— Извините, я пойду, — сказал Шумер.

— Мы на завтра ведра-то готовим!

— Конечно.

Ему подумалось: странно устроен человек. Всегда готов вспениться дурной мыслью, прорастить зернышко обиды, зависти, неприятия к другому человеку, отравляя самого себя. Почему? Зачем? Или так легче переживать собственное неустроенное положение в настоящем? Глупо. Не легче. Это иллюзия.

Ах, грайи, грайи. По глазам вижу, кто я для них сейчас. Безвольное существо. Тюфяк, пустивший, пригласивший к себе зубастых родственников. Безобидный дурачок, что по первому слову с радостью бросится на помощь. И опять же они считают это слабостью. Всякое безвозмездно сделанное добро считают слабостью. Преференцией на халяву. В их головах просто не укладывается, что такое возможно совершать сознательно. Это промашка, дефект, слабоумие. Они выросли в злом и беспощадном мире, они состарились в нем, они стали его проводниками, плотью от плоти. Разве они могут думать по другому?

Но вопрос-то в том: кто действительно сделал мир таким. Не они ли сами ежедневно и ежечасно? Разве Бугримов появился не из проросшей в них гнилости? Разве он, взобравшийся по их же головам на вершину, сомневался в том, что они эти головы подставят сами? Не их ли сладкие мечты воплощает он собой?

Шумер вздохнул. Я все больше думаю, как Бугримов. Нельзя. Мне тоже так легче? Проще? Очевидней? Но что еще интересно: чьи мечты воплощаю я? Небольшой группы блаженных? Тогда дело мое — швах.

Дверь в квартиру была приоткрыта. На пороге он чуть не подскользнулся — видимо, Виталий, возвращаясь с полным ведром, не смог вписаться аккуратно в проем. Гремел телевизор. На кухне звякала и постукивала посуда. В глубине квартиры звенел детский голосок. «Ты — мой мальчик, я — твоя девочка». Мальчик Вова стоял у холодильника и играл в игру на телефоне.

— Привет, — сказал Шумер, разуваясь.

— Здрасьте.

Мальчишка кивнул, не отрывая глаз от экрана.

— Тебя поставили в угол? — спросил Шумер.

— Не-а, я это…

— Вовка! — крикнула из кухни Галина, не дав сыну договорить. — Ты несешь уже масло?

— Да! — крикнул в ответ Вовка.

Телефон разразился трелью, и мальчишка, сердито выдохнув, открыл холодильник.

— Я из-за тебя уровень не прошел! — сказал он в сторону кухни, достав блюдце с желтым бруском масла.

— Масло неси!

— Несу!

Пропустив Вовку, Шумер шагнул в свою комнатку. Появление его вызвало некоторый эффект — Петр, бледнея, торопливо встал с кровати, на которой сидел вместе с Людочкой, а Людочка с вызовом уставилась на Шумера. В голове промелькнуло, что еще чуть-чуть, и ему заявили бы, что надо стучаться. Впрочем, вид у обоих апостолов был вполне пристойный. Насколько успел заметить Шумер, они только обнимались.

На стуле около кровати стоял небольшой поднос с блинами и двумя пустыми чашками. Чашка для Шумера белела на радиоле, чайник темнел на полу.

— А мы тебя… ждем, — произнес Петр, пряча глаза.

— Позавтракали? — спросил Шумер.

— Да! — сказала Людочка, обхватив себя руками. — А ты?

— Ходил на колонку.

Шумер наклонился и взял блин.

— Ты знаешь, — сказала Людочка, глядя, как он кусает и жует, — Петр мне все рассказал.

Шумер изобразил лицом заинтересованность.

— Что рассказал?

— Все!

— А конкретно?

— Что ты ничего не хочешь делать!

— По-моему, я это прямым текстом…

— Нет, ты хотел меня обмануть! Я ради тебя…

— Что? — спросил Шумер, перестав жевать.

Людочка посмотрела на Петра.

— Я на многое была готова ради тебя. Если бы ты знал, Сережа, с какими приключениями я бежала от Димы!

— Ты рассказывала, — сказал Шумер.

Людочка скривила губы.

— А то, что меня чуть не изнасиловали, рассказывала? Думаешь, я так просто чулки порвала? Там парни пьяные у костра…

— И это я виноват?

— Нет! Но почему ты не хочешь сделать так, чтобы это больше не происходило ни со мной, ни с другими девчонками, которые по глупости или по несчастью сталкиваются с такими ситуациями? Тебе же это не трудно!

— Я хочу, — улыбнулся Шумер.

Людочка хлопнула ресницами.

— Но Петр сказал…

— Я не хочу изменять мир под Петра.