Возвращение в Пустов

— А под меня? — спросила Людочка.

Шумер качнул головой.

— Не получится.

— Я что, прошу чего-то сверхъестественного?

— Почти. Это долго объяснять.

Шумер наклонился, чтобы взять еще один блин.

— Ой, а что это у тебя?

Людочка отлепила карточку-приглашение у него с футболки.

— Что? — повернулся Шумер.

— «Приглашаем вас на творческий вечер», — прочитала Людочка вслух.

— Это ерунда.

Шумер сделал движение, чтобы отобрать картонку, но Людочка спрятала ее за спиной. От смущения, вызванного появлением свидетеля в комнатке, на лице девушки не осталось и следа, теперь она злилась.

— Ты устраиваешь вечера?

— А можно мне? — спросил Петр, протягивая руку.

— У него творческий вечер, — обвиняюще сказала Людочка, передавая приглашение.

— Это не я устраиваю, — сказал Шумер.

Петр щелкнул по карточке ногтем.

— Интересные дела!

— Нисколько.

— А что это за «участники предыдущих программ»? — спросил Петр, читая текст на обороте. — Мы, получается, не первые или как?

Шумер промолчал.

— Люд, а он — скотина, — сказал Петр.

— А если я тебя превращу во что-нибудь? — прищурившись, спросил Шумер.

Ему была интересна реакция Петра на угрозу. Апостол не подвел. Лицо его на мгновение застыло, а затем расплылось в улыбке.

— Я не уверен, что начинать свою деятельность в городе с наказания верного апостола…

Шумер рассмеялся, не дожидаясь окончания фразы.

— Петр! Ты ли верный апостол?

Взгляд Петра метнулся к Людочке.

— Я…

— Да-да, — сказал Шумер.

— Идеологически — я полностью на твой стороне.

— Мы верны тебе, Сережа, — сказала Людочка, встав рядом с Петром. — Ты можешь на нас рассчитывать.

— Могу?

— Да пожалуйста! — сказал Петр.

— Хорошо, — Шумер открыл дверь. — Выходим.

— Куда? — заморгал Петр.

— Сережа, я без чулок! — сказала Людочка.

Шумер улыбнулся.

— Вы же хотите изменить мир?

— Сережа, я простыну, — капризно надула губу Людочка. — В конце концов, это март. Какой я буду помощник, если заболею? А не дай бог серьезно? Тебе придется меня лечить, ухаживать за мной.

— Петр поухаживает.

Наступила неловкая пауза.

— Вот еще! — фыркнул Петр и вывалился в коридор.

Шумер подумал, что раньше никто не требовал у него чулок, как Людочка, и не вставал в воинственную оппозицию, как Петр. По крайней мере, в первые дни. Может, это общее настроение такое? А может, он просто избавился от присущего ему раньше благодушия и огрубел, стал тверже, жестче. Люди это чувствуют и, соответственно, меняются ему под стать. Какой мессия, такие и апостолы.

Ах, попытка номер три!

Оглушительный провал. С треском. И все равно — самая лучшая попытка! То ощущение близких перемен, светлого будущего до сих пор отзывается волной мурашек. Как сейчас: окно опущено, ветер врывается в купе, теребя занавески, воротнички, косынки, дышит на раскрасневшиеся лица. Ароматы лета, конца мая плывут по вагону.

Стучат колеса.

— Сергей Андреевич, а правда, все так и будет?

Он весел, он полон романтической ерунды. Где-то на дне души он держит страх, что ничего не получится. Держит. Душит.

— Правда.

— И мы будем жить так, как вы говорите?

— Обязательно! Я в это верю! И вы верьте!

— Мы верим!

Он вздымает указательный палец.

— И это правильно.

Смех. Улыбки. Бренчит гитара.

Паровоз летит вперед, жизнь летит, кажется, они догоняют свои мечты, еще чуть-чуть, еще, отрыв! Следующая остановка — Пустов.

Шумер вздохнул. Нет, это были совсем другие мальчишки и девчонки. Таких уже не найти. Они знали, что мечты достигаются только трудом, на жилах и на зубах. Впрочем, и мечты у них были другие. Правильные. Его мечты.

А о чем мечтает Людочка?

— Сережа!

— Сейчас.

Шумер выдвинул верхний ящик комода и достал оттуда коробочку с чулками. Людочка выхватила ее и завертела в руках.

— Двадцать ден, Сережа!

— И что?

— Слишком тонкие.

— Других нет.

— И это колготки!

Сказано было так, словно Шумер совершил нечто навсегда непоправимое. Возможно, подсунул дохлую крысу.

— Есть разница? — спросил он.

Людочка посмотрела на него большими глазами.

— Сережа! — затрясла она коробочкой. — Чулки — это утонченность и шик. Чулки — для обворожительных и уверенных в себе женщин. А колготки — это детский сад. Если, конечно, не от Кардена. Но это не от Кардена, это какое-то…

Людочка сощурилась, пытаясь прочитать буквы.

— Фи…

— Филодоро, — сказал Шумер.

— Ну!

Шумер выдвинул ящик на полную.

— Смотри!

— Зачем мне смотреть, Сережа? — спросила Людочка. — Ты же сам их только что сотворил! Но из вредности…

— Из вредности?

— Хорошо, из-за невнимательности, которая свойственна даже тебе, ты сотворил не то, что нужно. Пожалуйста, попробуй еще.

— Еще?

Какой несусветной чушью я занимаюсь, подумал вдруг Шумер. Чулки. Колготки. Грустно. Наверное, так случается со всеми, кто жалеет о прошлом и живет им в будущем. Наказание нисходит в виде посланных тебе людей, которые осознанно или неосознанно все твои усилия превращают…

Вот хотя бы в страдание по чулкам и превращают.

— Людочка, — спросил Шумер, глядя в ясные, молодые глаза, — а какая тебе разница?

Людочка хлопнула ресницами.