— Получи, Горбаг! — воскликнул он. — Еще живой, да? Ну, сейчас я с тобой покончу. — Он прыгнул на поверженного врага и в ярости начал топтать и пинать его, время от времени наклоняясь и ударяя ножом. Наконец, довольный, Шаграт запрокинул голову и испустил отвратительный, булькающий крик торжества. Потом облизал нож, зажал его в зубах и, подхватив сверток, вприпрыжку направился к ближайшей двери на лестницу.
У Сэма не было времени подумать. Он мог бы выскользнуть из другой двери, но вряд ли незаметно, да и долго играть в прятки с отвратительным орком было невозможно. И хоббит сделал, вероятно, лучшее, что мог. Он с криком прыгнул навстречу Шаграту. Сэм не держался за Кольцо, но оно – страшная угроза для рабов Мордора – было с ним, а в руке хоббит сжимал Жало, и блеск клинка ударил орку в глаза, как леденящий кошмар всякого орка, свет жестоких звезд в ужасных землях эльфов. К тому же Шаграт не мог и сражаться, и держать свое сокровище. Он остановился, ворча и скаля клыки. Затем он снова отскочил в сторону и, когда Сэм прыгнул к нему, использовал тяжелый сверток как щит и оружие, с силой ударив им в лицо противнику. Сэм пошатнулся, а Шаграт, прежде чем хоббит опомнился, пробежал мимо и бросился вниз по лестнице.
Сэм с проклятиями кинулся следом, но скоро остановился. Он вспомнил о Фродо и о втором орке, удравшем в башенку. Ему вновь предстоял страшный выбор, и не было времени все взвесить. Если Шаграт сбежал, он скоро вернется с подмогой. Но если Сэм бросится в погоню, второй орк может убить Фродо. К тому же Сэм может потерять Шаграта, или тот его убьет. Хоббит быстро повернулся и побежал назад по ступенькам. — Сдается мне, я опять дал маху, — вздохнул он. — Но мое дело идти наверх, что бы ни случилось впоследствии.
Далеко внизу Шаграт со своим драгоценным грузом пробежал по лестнице, пересек двор и выбежал из ворот. Если бы Сэм увидел его и узнал, причиной каких бед станет это бегство, он, может быть, усомнился бы в своем выборе. Но его мысли занимал последний шаг поисков. Хоббит осторожно приблизился к двери башенки и ступил внутрь. Дверь вела во тьму. Но вскоре глаза привыкли, и справа от себя Сэм различил тусклый свет. Он проникал через отверстие, которое вело на другую лестницу, темную и узкую: похоже было, что она поднимается на вершину, витками опоясывая изнутри стену круглой башенки. Где-то наверху мерцал факел.
Сэм осторожно начал подниматься и добрался до чадящего факела, укрепленного с левой стороны над дверью, выходившей к обращенной на запад бойнице – одному из тех красных глаз, что они с Фродо видели снизу, от выхода из туннеля. Сэм быстро прошел в дверь и поспешил на второй этаж, страшась в любой миг ощутить на горле цепкие пальцы, которые схватят его сзади. Выше обнаружились окно на восток и еще один факел над дверью. От двери в глубь башенки уходил коридор. Дверь была открыта, а коридор тонул во тьме, которую рассеивали лишь тусклый свет факела да красный отблеск, сочившийся через узкую бойницу. Сэм прокрался в коридор. С обеих сторон было по низкой, прочно запертой двери. Не доносилось ни звука.
— Тупик, — пробормотал Сэм, — стоило столько карабкаться! Это не может быть верх башни. Но что ж мне теперь делать?
Он вновь сбежал на первый этаж и толкнул дверь. Та не открылась. Сэм снова поднялся наверх; по лицу хоббита струился пот. Он чувствовал, что каждая минута драгоценна, но они убегали одна за другой, а он ничего не мог сделать. Его больше не тревожили ни Шаграт, ни Снага, ни иные орки, когда-либо рождавшиеся на свет. Он хотел только найти хозяина, увидеть его лицо, коснуться его руки.
Наконец, чувствуя себя побежденным, усталый Сэм опустился на ступеньку лестницы у коридора и опустил голову на руки. Было тихо, ужасно тихо. Факел догорел, задымил и погас. Сэм чувствовал, как над ним смыкается тьма. И тогда, к своему изумлению, в самом конце напрасного путешествия, побуждаемый мыслью, которую не мог бы объяснить, Сэм негромко запел.
Голос его дрожал в холодной темной башне – тоненький голос одинокого усталого хоббита, – и теперь ни один орк не принял бы этот голос за звонкую песню повелителя эльфов. Сэм бормотал старые детские песенки Шира, обрывки стихов старого Бильбо, возникавшие в его памяти точно мимолетные образы родного края. А потом в нем неожиданно родились новые силы, и голос Сэма обрел звонкость – и тогда, ложась на незамысловатый мотив, непрошеные, полились его собственные слова: