Возвращение короля

И вот Арагорн склонился к Фарамиру и положил ладонь ему на лоб. И те, кто видел это, поняли: завязалась великая борьба. Ибо лицо Арагорна посерело от усталости. Время от времени он окликал Фарамира, но с каждым разом все тише и слабее, будто и сам удалялся от них и блуждал где-то далеко в темной долине, призывая того, кто потерян.

Наконец прибежал Бергиль и принес в тряпице шесть листиков. — Вот «королевский лист», господин, но, боюсь, не свежий. Его сорвали не меньше двух недель назад. Надеюсь, он сгодится, господин? — И, взглянув на Фарамира, мальчик разрыдался.

Но Арагорн улыбнулся. — Сгодится, — сказал он. — Худшее позади. Успокойся! — И, положив на ладонь два листка, подул на них, а потом размял, и странная живительная свежесть заполнила комнату, точно сам воздух ожил и зазвенел в ушах, искрясь радостью. Затем Арагорн бросил листья в принесенную чашу с дымящейся водой, и у всех тотчас посветлело на сердце, ибо донесшееся до них благоухание напомнило о росистом утре и не омраченном тенью солнце в неведомых землях, чей мимолетный отблеск – весна-красна. И Арагорн, освеженный, расправил плечи, и в глазах его заиграла улыбка. Он поднес чашу к затуманенному сном лицу Фарамира.

— Ох ты! Глазам не верю! — шепнула Иорет своей соседке. — Травка-то лучше, чем я думала. Она напомнила мне о розах, что цвели в Имлот-Мелуи, когда я была еще девчонкой, —лучшего и желать нельзя!

Неожиданно Фарамир зашевелился, открыл глаза и взглянул на склоненного к нему Арагорна. В глазах молодого человека загорелся свет разума и любви, и он негромко молвил: «Повелитель, вы звали меня. Я пришел. Что прикажет король?»

— Не удаляться более в Тень и проснуться, — ответил Арагорн. — Вы устали. Немного отдохните, поешьте и подготовьтесь к моему возвращению.

— Хорошо, повелитель, — сказал Фарамир. — Кто же будет лежать без дела, когда король вернулся!

— Тогда расстанемся на время, — сказал Арагорн. — Я должен идти к другим нуждающимся во мне. — И он вместе с Гэндальфом и Имрахилем вышел из комнаты. Но Берегонд и его сын остались, не в силах сдержать радости.

Шедший за Гэндальфом Пиппин, затворяя дверь, услышал восклицание Иорет:

— Король! Вы слышали? Что я говорила? «Руки короля – руки целителя», вот что я сказала!

И вскоре из Дома по всему городу распространилась весть, что вернулся король и что после войны он принес исцеление.

Но, придя к Эовин, Арагорн сказал: — Вот где самая тяжелая рана, вот куда пришелся самый страшный удар. Сломанная рука получила должное лечение и в свое время срастется, если у Эовин будут силы для жизни. У нее покалечена левая рука, та, что держит щит, но главная опасность идет от руки, державшей меч. Она кажется неживой, хоть и не сломана.

Увы! Ибо Эовин вступила в схватку с врагом, для коего ее душевных и телесных сил было мало. Поднявший оружие на такую вражину должен быть крепче стали, дабы потрясение не убило его. Злая судьба поставила Эовин на пути у Черного Воеводы. Ибо эта прекрасная девица – прекраснейшая госпожа из рода королей. И все же не знаю, как сказать о ней. Когда я впервые увидел ее и понял, как она несчастна, мне пригрезился прекрасный и гордый белый цветок, подобный лилии, нежный, но стойкий, будто выкованный эльфами из стали. А может, это мороз превратил его соки в лед, и вот он стоит, по-прежнему прекрасный, но обреченный на гибель? Ее болезнь началась задолго до этого дня, верно, Эомер?

— Дивлюсь, что вы спрашиваете, повелитель, — ответил Эомер. — Ибо я полагаю, что в том, как и во всем прочем, нет вашей вины, хотя Эовин, моя сестра, не знала дыхания мороза, пока не увидела вас. В дни, когда король находился во власти чар Змеиного Языка, она делила со мной все заботы и тревоги и с растущим страхом ухаживала за королем. Но не это привело ее сюда!

— Друг мой, — вмешался Гэндальф, — у вас были кони, войны, просторы полей, но Эовин, рожденная девушкой, не уступала вам силой духа и храбростью. И все же была обречена ходить за стариком, которого любила, как отца, видеть, как он впадает в позорное слабоумие, и ей казалось, что она ничтожнее посоха, на который он опирался.

Вы думаете, у Змеиного Языка был яд лишь для ушей Теодена? «Старый дурак! Что такое дом Эорла, как не крытый соломой сарай, где пирует банда пьяных в дым разбойников, а их отродье возится на полу с собаками!» Разве вы не слышали этих слов? Их произнес Саруман, учитель Змеиного Языка. Хотя я не сомневаюсь, что дома Змеиный Язык облекал их смысл в более хитрую оболочку. Повелитель, если бы сестринская любовь и сознание своего долга не запечатали Эовин уста, вы могли бы услышать и это, и многое другое. Ведь кто знает, что говорила она одна во тьме, в горькие часы ночных бдений, когда жизнь казалась конченой, а стены опочивальни смыкались вокруг нее, как стены клетки вокруг дикого животного?