— Что же нам надеть? — всполошился Сэм, ибо видел лишь старую рваную одежду, в которой они путешествовали. Она лежала свернутая на земле у постелей.
— Одежду, что была на вас, когда вы шли в Мордор, — сказал Гэндальф, — даже обрывки оркских тряпок, что вы носили в черной земле, Фродо, сохранят. Ни шелка, ни полотно, никакие доспехи или гербы не могут быть почетнее. Но позже я, возможно, найду вам другую одежду.
Тут он протянул к ним руки, и хоббиты увидели, что одна из них лучится и сияет.
— Что это у вас? — воскликнул Фродо. — Неужели...
— Да, я принес вам оба ваших сокровища. Их нашли у Сэма, когда вас спасли. Подарки госпожи Галадриели: твой фиал, Фродо, и твоя шкатулка, Сэм. Радуйтесь – они вернулись к вам невредимые.
Одевшись, умывшись и заморив червячка, хоббиты последовали за Гэндальфом. Они вышли из буковой рощи, где ночевали, на длинную зеленую лужайку, сверкавшую в солнечных лучах и обрамленную стройными деревьями с темной листвой, усеянными алыми цветами. За деревьями слышался шум падающей воды, а перед ними бежал ручей в цветущих берегах; там, где заканчивалась лужайка и начинался зеленый лес, он нырял под своды деревьев, и в глубине этой лесной аллеи хоббиты увидели далекий блеск воды.
Подойдя к лужайке среди деревьев, они с удивлением увидели рыцарей в блестящих кольчугах и высоких стражников в чернеди и серебре. Воины приветствовали их поклоном. Затем один поднес к губам фанфару, сыграл короткий сигнал, и хоббиты зашагали по древесной аллее вдоль мелодично журчащего ручья. И так очутились на обширном зеленом поле, а за полем текла широкая река в серебристой дымке, и из нее поднимался длинный лесистый остров, а у его берегов виднелось множество судов. Но на поле, куда пришли хоббиты, сверкающими на солнце шеренгами и отрядами выстроилось большое войско. И когда хоббиты приблизились, воины обнажили мечи, потрясали копьями, запели рога и трубы, и все на множестве языков кричали:
Лица Фродо и Сэма вспыхнули от удовольствия, глаза светились удивлением. Они прошли вперед и увидели, что посреди шумного войска устроены три высоких сиденья из зеленого дерна. Позади того, что справа, развевалось бело-зеленое знамя —большой белый конь, вольно бегущий по зеленому полю. За тем, что слева, на серебряно-синем знамени плыл по морю корабль-лебедь, а между ними, за самым высоким троном, развевался по ветру огромный стяг, а на нем, черном, цвело под сияющей короной и семью мерцающими звездами белое дерево. На троне восседал человек в кольчуге, с большим мечом на коленях, но без шлема. Когда хоббиты подошли, он встал. И хотя он изменился, друзья узнали его, узнали повелителя людей с прекрасным и радостным лицом, темноволосого и сероглазого.
Фродо побежал ему навстречу, и Сэм последовал за ним. — Вот это да! — сказал он. — Странник! или я еще сплю?
— Да, Сэм, Странник, — улыбнулся Арагорн. — Долог путь от Бри, где я вам так не приглянулся, верно? Для всех нас он стал долгим, но вам пришлось тяжелее всего.
И, к удивлению и крайнему смущению Сэма, Арагорн преклонил перед ними колено и, взяв обоих за руки, Фродо за правую и Сэма за левую, подвел к трону. И, усадив хоббитов на трон, повернулся к ратникам и воскликнул так, что голос его прозвенел над всем войском:
— Славьте их великою славой!
И когда радостный крик прокатился по полю и замер, к полному и совершенному удовольствию и искренней радости Сэма, вперед выступил гондорский менестрель. Он поклонился и попросил разрешения спеть. И вот он начал:
— О вы, повелители и рыцари, о доблестные короли и князья без страха и упрека, о прекрасный народ Гондора и всадники Рохана, и вы, сыны Эльронда, и дунаданы Севера, и эльф, и гном, и щедрые сердцем жители Шира, и весь свободный народ Запада – слушайте мой сказ. Ибо я спою вам о Фродо Девятипалом и о Кольце Судьбы.
И, услышав это, Сэм громко рассмеялся от удовольствия и радости, и встал, и воскликнул: «О слава и великолепие! Все мои желания сбылись!» И вдруг заплакал.
И все войско засмеялось и заплакало, а посреди веселья и слез зазвенел серебром и золотом ясный голос менестреля, и все затихли. А он пел, то на языке эльфов, то на языке Запада, пел до тех пор, пока сердца, раненные сладкими словами, не переполнились, и радость не стала острой, как клинок, и души не погрузились в те области воспоминаний, где боль и радость идут рука об руку и слезы – не что иное, как хмельной напиток блаженства.