Слова, яркие, ужасные, мучительные, слепящие… все видят какой ты слабак как тебе больно все смотрят и хохочут над тобой потому што
Но даже Шум не в силах остановить тело, когда оно уже движется.
Да, я все это чувствовал видел слышал, но я уже летел в него и врезался в него и сшибал его с ног и он падал на ступени собора.
Ему вышибло воздух из легких, он зарычал, и Шумовая атака на мгновение стихла. Капрал Пузатый простонал и повалился навзничь, и Айвен охнул и захватал ртом воздух, и Виола закричала: «Тодд!» – а потом в шею мне вцепилась рука и задрала голову, и мэр смотрел мне прямо в глаза…
…и на сей раз ударил со всей силы.
– Ружье! Дай!
Мэр возвышался над Айвеном, который скорчился под ним на земле, рукой все еще за ухо, но ствол… ствол целит в мэра.
– Дай его мне!
Я заморгал, глаза полны пыли и кирпичной трухи, не понимая, где я…
– Отдай мне ружье,
Мэр орал на Айвена, бил его Шумом, опять и опять и опять, и Айвен оседал на землю…
Но держал его на прицеле.
– Тодд!
Копыта прямо возле моего лица. Виола все еще верхом.
– Тодд, приди в себя! – кричала она.
Я поднял голову.
– Слава богу!
Столько горя у нее на лице. Ужас, отчаяние…
– Чертовы ноги! Я не могу слезть с этой чертовой лошади!
– Я в порядке, – выдавил я, совсем в этом не уверенный, и приподнялся, опершись на руку; голова дико кружилась.
– Тодд, что происходит? – Я схватился за узду и подтянулся, пытаясь встать. – Я слышу Шум, но…
– Ружье! – Мэр уже почти наступил на Айвена. – Немедленно!
– Мы должны ему помочь, – пробормотал я.
И отшатнулся от самой сильной атаки из всех сегодняшних…
Вспышка Шума, такая белая, што почти видно, как воздух пошел волнами между мэром и Айвеном…
Айвен глухо рыкнул и прикусил язык…
кровь изо рта…
А потом он завопил, как ребенок, и рухнул на спину…
роняя ружье…
роняя его прямо в руки мэру.
Который подхватил его, взвел и прицелился в нас одним плавным, текучим движением. Айвен так и лежал, подергиваясь, на земле.
– Это вот что сейчас было? – рявкнула Виола, слишком злая, штобы обращать внимание на ружье.
Я поднял руки вверх, так и не выпуская поводьев.
– Он может пользоваться Шумом, – объяснил я, не сводя с мэра глаз. – Пользоваться Шумом как оружием.
– Именно так. – Мэр наградил нас улыбкой.
– Я слышала только крики. – Она посмотрела на людей на земле, все еще хватающих ртом воздух, но в целом едва живых. – Как оружием – это как понять?
– Это правда, Виола, – ответил за меня мэр. – Самое лучшее оружие. Ты просто говоришь человеку всю правду о нем, и… – он ткнул Айвена носком сапога, – ему почему-то оказывается крайне трудно это принять.
– Убить им, кстати, нельзя, – нахмурившись, продолжал он и посмотрел на нас. – Пока, по крайней мере.
– Но… – Она явно не могла поверить – ни ему, ни своим глазам. – Как? Как это вообще возможно?
– Есть две максимы, в которые я верю, моя дорогая девочка. – Мэр медленно зашагал к нам. – Первая: если ты можешь контролировать себя, сможешь контролировать и других. Вторая: если можешь контролировать
Он улыбнулся, глаза сверкнули.
– Эта философия сработала в моем случае достаточно хорошо.
Я подумал про мистера Моллота, про мистера Коллинза. Про распевы, што вечно неслись у него из дома там, в старом Прентисстауне.
– Ты и других учил, – сказал я. – Мужчин из Прентисстауна – ты учил их контролировать Шум.
– С разной степенью успеха – да, – кивнул он. – И да, ни один из моих офицеров никогда в жизни не принимал лекарства. Да и зачем бы? Зависеть от медикаментов – признак слабости.
Он был уже почти рядом с нами.
– Я есмь круг и круг есть я, – пробормотал я.
– Именно. Ты начал очень хорошо, Тодд. Так контролировать себя, причиняя тем женщинам несказанную боль…
Мой Шум встал красной стеной.
– Не смей говорить об этом! Я только делал, што ты мне велел…
–
Он остановился в каких-нибудь пяти футах от нас.
– Будь так добр, помоги даме сойти с лошади, Тодд.
– Чего?
– Проблема, я так понимаю, в ее ногах. Ей понадобится твоя помощь, чтобы идти.
Я так до сих пор и держался за поводья. В голову пришла мысль, которую я постарался тут же похоронить поглубже.