Воображение мира

Так вот, Генуэзская республика в своих крымских владениях не только занималась торговлей с Кавказом и продавала пленников, выкупая их у крымских и татарских ханов для дальнейшей отправки османам и даже в Европу (Петрарка в переписке упоминает скифов-рабов, среди которых историки выделяли и русских, и аланов, и адыгов). Генуэзцы были еще и своеобразным кадровым агентством, поставлявшим из Западной Европы высококлассных мастеров в северо-восточные русские княжества. Они и зафрахтовали для Москвы архитектора Фрязина со товарищи. При этом предпринимательская хватка не позволила им просто переправить бригаду ренессансных гастарбайтеров в Москву. По прибытии они тут же запродали их еще и крымскому хану Менгли-Гирею. Вот почему в Посольском дворике Бахчисарайского дворца появился великолепный портал Алевиза Миланца с коринфскими колоннами, филигранно инкрустированный флористическим тимпаном, в котором, однако, место боттичеллевской раковины сердцевидки заняли вьющиеся растения и арабская вязь цитат из Корана.

Так что, помимо романтического Фонтана слез, двадцатилетний «поклонник муз, поклонник мира» имел по крайней мере еще одну причину посетить вместе с Раевскими «в забвенье дремлющий дворец»: «В Бахчисарай приехал я больной. Вошед во дворец, увидел я испорченный фонтан; из заржавой железной трубки по каплям падала вода. Я обошел дворец с большой досадою на небрежение, в котором он истлевает <…>. NN почти насильно повел меня по ветхой лестнице в развалины гарема».

Больше всего башен у Кремля со стороны Москвы-реки, откуда чаще всего досаждал неприятель. В 1507 году Менгли-Гирей, три года назад сопроводивший Алевиза Миланца грамотой («велми доброй мастер»), сжег Белёв и Козельск. Царственные особы, упокоенные под сводами ренессансного творения, были коронованы оккупационным венцом междоусобицы – золотой тюбетейкой среднеазиатского тирана, носящей после переориентации Москвы с Золотой Орды на Третий Рим имя киевского монарха из византийского рода.

Вес шапки Мономаха – 993, 66 грамма. Что-то мне подсказывает, что больше ее не стоит никому надевать. Но боттичеллиевская раковина, несущая в небесах в сердцевине Москвы богиню любви, – внушает надежду: искусство и возрождение – родные сестры.

Фет и другие

«– Послушай, это изумительно! – восклицал я. – „Уноси мою душу в звенящую даль, где, как месяц над рощей, печаль!“

Но она изумления не испытывала:

– …Почему „как месяц над рощей“? Это Фет? У него вообще слишком много описаний природы.

Я негодовал: описаний! – пускался доказывать, что нет никакой отдельной от нас природы, что каждое малейшее движение воздуха есть движение нашей собственной жизни» (Иван Бунин. «Жизнь Арсеньева»).

Верно: описания природы должны быть изображением внутреннего мира, ибо искусство – это прежде всего чуткость, чувствительность, детали, но не междометия и не одна только драматургия. Отношения с пейзажем сродни музыкальной выразительности: какой-нибудь куст на лугу, потонувшем в туманной кисее росистых сумерек, вызывает отклик своей загадочностью, трудно изъясняемой значительностью, каким-то сообщением, сокровенность которого важнее слов. Когда взгляд человека приковывает природа, происходит необыкновенное событие, поскольку мир без человека низменно пуст, и впечатление, рождающееся при взгляде, словно дух, носившийся над бездной, поскольку оно, впечатление, порой единственное, что придает мирозданию смысл.

Странные встречи

Наш мозг напоминает грибницу или плесень. Пыль – основа планетарной конструкции. В начале была пыль. Потом на ней возникла плесень. Если вам приходилось отчищать от древней грязи-пыли выпуклую поверхность (например, настенный выключатель), вы могли заметить, что внизу отчистить ее легче, чем вверху, где частички слипаются плотнее из-за земного притяжения. Космологическая модель Сафронова (1969) описывает, как из пылевого звездного пояса образуется планетарная система. Сначала пыль слипается в кластеры, потом под действием гравитации зародыши планет начинают расти. На все это уходит сотня миллионов лет. Но согласно недавним данным планетарная система может образоваться на порядок быстрее. Правда, модель Сафронова такой ускоренный режим объяснить не может. Как могла бы выглядеть «щетка Создателя», под которой тают планетарные пылевые наслоения? Такого рода знание чаще всего добывается визионерством.

Но древнее искусство умозрения теперь вытеснено несметным количеством зрительной информации, заполонившей мир. Орбитальные телескопы, радиотелескопы, фото- и видеоловушки, работающие круглые сутки. Наверное, поэтому языку настоящего кино и фотографии присущ некий внутренний, плохо артикулируемый блейковский пафос пророчества или созерцания незримого.