Волнолом

— С автором — да. Расспросим его сегодня же. А вы пока прочитайте рукопись. Прикиньте по содержанию, с кем ещё можно проконсультироваться. Но, самое главное, я хочу услышать ваше личное мнение. Вы знаете нашу специфику и поймёте, на что обратить внимание.

— Хорошо, Теодор. Только, если не возражаете, я поеду домой. Раз уж мы всё равно на вокзале… Нет, серьёзно, так будет больше толку. Я сяду в тишине, почитаю и поразмыслю. Если наткнусь на что-то сверхважное, сразу вам позвоню. Мой поезд через двадцать минут.

Генерал посмотрел на него с некоторым сомнением, но всё же кивнул:

— Поезжайте. Завтра изложите ваши выводы. Утром меня в конторе не будет — ждут на доклад. — Генерал возвёл глаза к небу, демонстрируя уровень предстоящей аудиенции. — Так что звоните ближе к полудню.

— Договорились. И, Теодор, ещё вопрос напоследок. Зачем вы сейчас приехали лично? Сюда, на место убийства? Ну, первый раз — понятно, случай слишком неординарный. Но теперь-то история уже повторяется. Новости вам и так сообщили бы.

— Не ходите вокруг да около, Генрих. — Генерал усмехнулся. — Спросите прямо.

— Ладно, пусть будет прямо. Вы, по вашему утверждению, ощутили мой отсвет в аптеке. След моего присутствия. И наверняка решили проверить в других местах. Вот я и хочу узнать, каков результат. Что вы почувствовали у профессора дома? И здесь, на вокзале?

— У профессора — ничего. Но там и засветка самая мощная. А здесь…

— Ну, Теодор, не тяните же.

— Снова мимолётное ощущение. Но слишком слабое, будто отражённое от чего-то. Нет, вас тут не было, это ясно. А была… как это сформулировать?.. словно бы мысль о вас. Только не переспрашивайте, я сам пытаюсь понять. Главное, что к убийствам вы непричастны, — теперь я стопроцентно уверен. В этом смысле можете работать спокойно.

— Что ж, и на том спасибо. Но всё равно я готов об заклад побиться — вы что-то недоговариваете. Знаете больше, чем сообщили мне.

— Ну естественно, Генрих! — охотно подтвердил генерал. — Начальство всегда знает больше, чем подчинённые. Неужели вы ещё не привыкли? Подчинённым же надлежит не гадать о тайных мотивах, а всячески демонстрировать рвение.

— Спасибо, Теодор, — буркнул Генрих. — Прикосновение к вашей бюрократической мудрости меня исцелило. Поеду работать, пока пыл не угас.

Он заглянул в кассу, купил билет и выбрался на перрон, откуда уходили пригородные поезда его направления. Кондуктор чинно кивнул ему, и Генрих шагнул в вагон. Сейчас он путешествовал вторым классом — отдельных купе тут не было, но кресла вполне удобные.

Свободных мест оставалось много — повезло, что уехал днём. Вечером картина была бы совсем иная. Железная дорога всё больше входила в моду. Многие теперь приезжали в столицу утром, а к ужину возвращались обратно. Такие поезда уже окрестили «маятниками», и Генрих с тревогой думал, что будет, если билеты станут ещё дешевле.

Он сел у окна. Поезд тронулся. За окном проплыл злосчастный пакгауз, потом депо. Вдоль колеи громоздились штабеля пропитанных шпал, топорщился мёрзлый бурьян, чахли голые липы и тополя.

Мелькнул переезд; перед шлагбаумом понуро стояла лошадь с телегой. К путям подобрались неуклюжие постройки без окон — военные склады. Длиннейшая глухая стена полностью перекрыла обзор. На её тёмном фоне Генрих увидел в стекле своё отражение — физиономия недовольная, на лбу залегли морщины.

Дама, выглянувшая из-за его плеча, тоже отразилась в окне. Её зеркальный двойник улыбнулся Генриху, и он узнал брюнетку с королевского бала.

Глава 6

Вздрогнув, он резко обернулся, но кресло рядом с ним пустовало. Несколько секунд Генрих тупо таращился на коричневую обивку. Наконец, преодолев ступор, поднял голову и оглядел вагон. Пассажиры занимались своими делами, никто не обращал на него внимания. Дородный господин, сидевший через проход, читал «Приморский курьер». Позади него две матроны в безвкусных шляпках чинно переговаривались.

Брюнетка же исчезла бесследно. То есть вряд ли она вообще существовала в реальности — больше похоже на очередную галлюцинацию. Весьма убедительный, жизнерадостный морок.

На всякий случай Генрих снова глянул в окно, но тоже безрезультатно — стена снаружи отступила, стало светлее, и зеркальное изображение растворилось бесследно.

Проклятье, что же тут вообще происходит?

Дама со снимка четвертьвековой давности привиделась ему второй раз подряд. И это совсем не радует, если учесть, что профессор, которому красавица тоже не давала покоя, теперь лежит, разодранный в клочья.

Ясно одно. Под этой историей с чертополохом и фотографией погребена какая-то тайна — огромная и старая, перебродившая как тесто в квашне и прущая теперь неудержимо наружу.

И чтобы найти убийцу, придётся копаться в прошлом. В том самом времени, которое Генрих так старался забыть, — даже жалел иногда, что затворяющее клеймо, которое ему наложили, не блокирует заодно и память.