Волнолом

Любая ищейка на месте Генриха сейчас бы сделала стойку и затявкала от азарта. Но он ощутил лишь нечто вроде досады. Если до этой минуты ещё тлела слабая надежда на то, что, не найдя зацепок, он отвертится от участия в деле, то теперь надеяться было глупо. И ещё было стыдно перед зеленоглазой барышней, которую придётся втягивать в эту мерзость — пусть и всего лишь косвенно.

— О чём вы с ним говорили?

— Профессор просил отыскать одну рукопись. Сказал, это очень срочно.

— Как звучал его голос? Профессор был спокоен? Взволнован?

— Да, он волновался. Я ещё удивилась — обычно он всё объяснял так сухо, чуть ли не по слогам диктовал. Я даже обижалась порой — ну почему он так, будто с какой-нибудь первокурсницей? А тут он спешил, горячился даже — прямо на себя не похож.

— И что за рукопись его так заинтересовала?

— Очень редкая. То есть вообще в единственном экземпляре — в печать она не пошла. Автор — коллега профессора, тоже историк, давний и яростный оппонент. Они друг друга терпеть не могли, хоть и признавали заслуги.

— Ага. Так о чём писал этот яростный? — спрашивая, Генрих уже догадывался, каким будет ответ.

— О последних годах правления Старого короля. Причём рукопись — не научный труд в строгом понимании, а, скорее, беллетризованные отрывки из биографий.

— Чьих биографий?

— Тогдашних деятелей — министров, советников короля и кронпринца. Автор, насколько я поняла, выбрал ключевые моменты их жизни и пересказал в вольной форме. Профессор, кстати, очень не любил такой стиль. Всегда требовал только факты — и чтобы никакой отсебятины.

— Ясно. Значит, вы отправили рукопись герру Штранглю. Как она выглядела? — Генрих ещё раз припомнил обстановку в кабинете убитого. Вроде бы там на виду лежал только фолиант, да ещё хозяйский блокнот. А рукопись, наверно, забрал преступник.

— Я не отправляла, — сказала зеленоглазка.

— В смысле? — Он не сразу переварил информацию.

— Когда позвонил профессор, я уже уходила — и так засиделась тут допоздна. Искать стала только сегодня утром. Нашла, хоть и не сразу. После занятий кто-нибудь из первокурсников должен был её отвезти.

— Она до сих пор у вас?

— Да, конечно. — Барышня выдвинула ящик стола, чтобы извлечь оттуда прошнурованную стопку бумаги.

— Разрешите?

На титульном листе значилось имя автора — Вернер Хирт. Сама рукопись называлась: «Стеклянные сумерки. Люди и судьбы». Автор явно давал понять, что без художественных изысков дело не обойдётся.

— Так почему же текст не издали?

— Не знаю. — Она развела руками. — Я до вчерашнего дня вообще не подозревала, что такая рукопись существует.

— Вы успели её прочесть?

— Нет, только пролистала. Мне та эпоха не столь близка.

«Ну да, ты ведь тогда, наверно, в колыбели лежала», — с грустью подумал Генрих, а вслух сказал:

— Это и к лучшему. Мой вам совет — не говорите никому, что эти бумаги были у вас в руках. Даже ректору. Если он спросит про наш разговор (а он непременно спросит), отвечайте, что ничего конкретного вы мне рассказать не смогли. А бумаги я забираю.

— Как это — забираете? — возмущённо пискнула барышня и сразу очень похорошела. — Они принадлежат университету, занесены в каталог! И я за них отвечаю!

Он мог бы напомнить ей, что как минимум один человек, знавший о существовании рукописи, уже распрощался с жизнью. Но лишний раз пугать библиотекаршу не хотелось. Поэтому Генрих со вздохом достал жетон.

— Взгляните, фройляйн Майреген. Я сотрудник Третьего департамента. Вот моя должность, видите? Можете её записать. Или, если угодно, позвоните прямо в контору, генералу цу Нидерхаузену. Он подтвердит мои полномочия. Но я ещё раз прошу — никому больше ни слова о рукописи. Поверьте, так будет лучше.

Сказал — и сразу подумал, что выбрал неверный тон. Люди из «тройки» не просят, они приказывают. А он размяк за прошедшие годы, потерял хватку. Надо исправляться, пока не поздно. Взять с девицы подписку, чтобы молчала. Припугнуть ужасными карами. Пусть лучше она его ненавидит, чем…

— Я вам верю. — Она посмотрела ему в глаза, потом покосилась на жетон — с недовольством, но всё же без отвращения. — Да, верю. Но у меня есть одно условие.

«Да чтоб тебя», — подумал Генрих.

— Какое условие?

Девушка встала, выбралась из-за стойки. Подошла почти вплотную к нему, задрала голову — маленькая и взъерошенная, как птичка.

— Я хочу и дальше вам помогать. Нет-нет, погодите. Я не требую делиться со мной секретами. Но если убийство связано с книгами — или, хотя бы, с рукописями — то мастеру-эксперту не помешает библиотекарь. Ну, признайтесь, разве я не права?

Генрих улыбнулся помимо воли.

— Да, фройляйн. Пожалуй, правы.

— Вот видите! Итак, что вам подсказать?

Он хотел отшутиться, но тут его посетила неожиданная идея. И Генрих спросил:

— Скажите, что у вас есть о чертополохе?

Глава 5

— О чертополохе? — «Птичка» удивлённо моргнула.

— Да. Где могут упоминаться эти колючки? Ну, за исключением ботанических справочников?

— А это тоже связано с делом? — подозрительно спросила она.

— Самым непосредственным образом. Подробности я, простите, сообщить не могу. Вы же сами пообещали не выпытывать никакие секреты.