Волею богов

Слуга, которого отправили к Истаккальцину до сих пор не вернулся. Раны перевязали. Храмовых стражников расставили у каждого входа. И всё равно усадьба верховного жреца – не крепость. Йоуальшочитль сидела на коленях у циновки, где лежал Несауальтеколотль. Цветная юбка разметалась по полу, словно опавшие лепестки на земле у отцветшего дерева. Голодная Сова не шевелился. Лишь поверхностное дыхание говорило о том, что глава культа Венеры ещё жив. Бледное лицо казалось пустым. Головной убор из драгоценных перьев, плащ, сандалии с бубенчиками, браслеты и бусы из жадеита свалены в угол. Ночной Цветок с трепетом сжимала руку мужа в надежде ощутить хоть какое-то тепло. Слёзы одна за другой стекали и впитывались в хлопковую ткань. Тощий Волк не мог более смотреть и направился к выходу во внутренний дворик.

– Нет, не уходи! – крикнула женщина. – Сядь, прошу тебя.

Воин послушно опустился прямо на каменные плиты и откинулся спиной на стену. Силы покидали его. Белое тлауистли стало грязным от крови и земли. Доспехи пропитались потом и прилипли к телу, отчего жилистая фигура юноши стала казаться ещё более хрупкой. Он закрыл глаза и начал проваливаться в забытье. Больное сознание рисовало сцены, будто парень летит по нескончаемому тёмному тоннелю. Избранник Венеры гнал мысли о потере покровителя и не хотел пускаться в мрачные раздумья о будущем. Когда он бежал за паланкином по безлюдной улице, подгоняемый сзади криками разъярённой толпы, защитник Голодной Совы думал, что стоит только добраться до дому, как Несауальтеколотль придёт в себя. Но когда он увидел человека, которого любил, как отца и мать, то понял: надежды нет. Жизнь покидала верховного жреца Тлауискальпантекутли, хоть служителям храма и удалось исцелить рану от удара о край алтаря. Но дело совсем в другом.

«Даже яшма дробится, даже золото ломается, даже перья кецаля рвутся», – вспомнились строки стихотворения.

Тощий Волк хотел плакать, но он – мужчина и не может позволить такой слабости, вся скорбь осталась внутри и теперь съедала дух, отнимала силы, сводила с ума. Оставалось только ждать. Рано или поздно разгневанная толпа ворвётся в квартал знати. И тогда придётся принять смерть в последнем бою за господина, единственного человека, который смог понять худого, замёрзшего юношу и разглядеть в нём избранника великого бога.

Вошла девушка и принесла какие-то чашки. Йоуальшочитль, казалось, её даже не заметила, а всё так же продолжала сжимать холодную руку любимого. Воин встал и помог разложить лекарства и курения у циновки. Вдруг кто-то дёрнул его за штанину. Куиллокуэтлачтли обернулся и увидел сынишку Несауальтеколотля. Мальчик пронзительно смотрел на него щенячьими глазами и вдруг спросил:

– А папа будет жить?

– Да, конечно, – быстро ответил парень и потрепал ребёнка по макушке. Получилось неловко, будто ладонь свело судорогой.

Но терпеть уже было нельзя. Тощий Волк отстранился, поднял глаза кверху, не давая слезам вылиться. Бесполезно, солёные струйки побежали по щекам и шее, закатились за ворот тлауистли. «Ложь. Кругом ложь. И я лгу, – подумал он. – Скоро это невинное дитя растерзают беснующиеся нечестивцы, а я всё равно соврал. Может ли ложь скрасить последние мгновения?» Избранник Венеры утёрся рукавом, повернулся и снова посмотрел на скорбное ложе. Ночной Цветок легла рядом с мужем, обняла его и прижалась к любимому всем телом. На вид жизни в ней осталось не больше, чем в Голодной Сове. Дочь вождя готова встать на дорогу в Миктлан.

Вдруг у входа в поместье послышались голоса и шаги. Всё, конец? Юноша подхватил макуауитль с атлатлем и выбежал во двор. Навстречу ему вышли два воина-орла. Вместо приветствия он встал, как вкопанный. Неужели ещё есть надежда? Следом показался Истаккальцин. Сановник быстро пронёсся по галерее.

– Где он? – спросил первосвященник и, не дожидаясь ответа, направился в покои Несауальтеколотля. Куиллокуэтлачтли последовал за ним.

Йоуальшочитль вскочила и попыталась собрать мокрые растрёпанные волосы. Она пала на колени, а вместо слов из груди вырвались рыдания. Сиуакоатль не обратил внимания на женщину и опустился на колени возле умирающего. Он положил руку на голову, провёл ладонью по груди и животу. Поток света сорвался с кончиков пальцев и проник в рот больного.

В комнату вошёл какой-то мужчина, видимо, тоже царедворец и молча замер в ожидании. Наконец глава культа Тлакацинакантли встал и обратился к Тощему Волку: