Влюбленный злодей

Девушка какое-то время смотрит на меня с некоторой настороженностью. Возможно, сейчас в ее душе происходит борьба между благовоспитанностью и скромностью и желанием все же ответить на заданный мною вопрос. Длится эта борьба не очень долго, поскольку Юлия, как-то отрывисто вздохнув, тихо произносит:

– Поручик Депрейс пытается ухаживать за мной… Но с моей стороны у меня к нему никаких особых чувств не имеется. И я не нахожу возможным отвечать на его ухаживания…

– Благодарю вас за столь основательные ответы, – вполне искренне сказал я и продолжил допрос: – А что было потом, после обеда?

– Вы, наверное, имеете в виду ту бестактную фразу, которую сказал мне… этот мерзкий человек? – понимающе посмотрела на меня графиня Юлия Александровна.

– Да, – ответил я и благодарно кивнул.

– Ну да… Он сказал мне, что у меня очень красивая матушка и ему крайне жаль, что я мало похожа на нее.

Внешне Юлия продолжала оставаться беспристрастной, но я все же почувствовал, что внутри нее сидит глубоко запрятанная обида, которая и по сей день гложет ее и не дает успокоиться.

– И как вы к этому отнеслись? – спросил я, на этот раз не ожидая услышать откровенный ответ.

– Конечно, я не испытывала особой радости от услышанного, – произнесла Юлия Борковская. – Я рассказала об этом родителям. Мы вместе посмеялись над глупостью Скарабеева, и все…

Она вновь попыталась улыбнуться, но у нее получилось еще хуже, нежели чем в первый раз.

«Как, однако, по-серьезному задела фраза поручика, брошенная мимоходом, – подумалось мне, – коли она и по сей день злится и переживает обиду».

Но я не подал вида, что это меня занимает, и продолжил:

– А все эти анонимные письма? Вы думаете, их писал он?

– Я не думаю, – глаза Юлии вспыхнули на миг странным блеском. – Я в этом убеждена…

– И вы уверены, что тогда, в ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое июля, когда на вас было совершено нападение… это тоже был Скарабеев? – спросил я, не сводя глаз с юной графини.

– Вне всякого сомнения, – ответила она, спокойно выдержав мой взгляд.

– Прошу прощения, Юлия Александровна, за мой следующий вопрос. Я понимаю, что вспоминать об этом вам очень непросто и, наверное, крайне тяжело. – Тут я вздохнул и чуть помолчал, давая понять собеседнице, что я сопереживаю вместе с ней, что человек я весьма тактичный и не лишенный воспитанности, и если задаю какие-то неприятные вопросы, то исключительно по долгу службы. – Но мне необходимо знать подробности… той ночи и детальные обстоятельства покушения на вас.

– Я понимаю, – слегка кивнула девушка. – Я спала, когда меня разбудил шум. Это был звук разбитого, или, как это позже выяснилось, выдавленного стекла. Я подняла голову, и мне поначалу показалось, что я еще сплю и вижу сон, как в разбитом окне появляется рука и как она отодвигает оконную задвижку. Но когда окно распахнулось и в комнату влез мужчина в плаще и с повязанным вокруг лица платком, оставляющим открытыми лишь глаза, я проснулась окончательно…

– Вы испугались… – сказал я без вопросительной интонации, дабы заполнить возникшую паузу.

– Испугалась… – не совсем уверенно ответила девушка и добавила: – Хотя это не совсем то слово, а нужного вот так, с ходу, я даже не могу подобрать… Словом, это было так неожиданно и невероятно, что я перестала отдавать отчет в том, что я делаю и где нахожусь. Я не помнила, как схватила стул и заслонилась им от влезшего в окно человека. А он в это время закрыл дверь, ведущую в комнату моей горничной, и стал наступать на меня. Кажется, я пыталась кричать и звать на помощь, но у меня ничего не получилось: испуг и потрясение, овладевшие мною, сковали меня…

Юлия закрыла лицо ладонями. Конечно, вспоминать такое не просто, ведь худое мы вспоминаем с большим неудовольствием и предпочитаем поскорее его забыть. Увы, находятся люди, например, такие как я, которые по тем или иным причинам напомнят о былых неприятностях. Так что напрочь забыть о них вряд ли удастся.

Так моя собеседница просидела какое-то время, после чего отняла руки от лица и продолжила:

– А потом он произнес: «Я пришел отомстить». Его голос показался мне знакомым, но гадать, кто скрывается под платком, у меня не было ни времени, ни возможности. Затем незнакомец бросился на меня, вырвал из рук стул и повалил на пол…

Она замолчала, судорожно сглотнув. Мне было заметно ее волнение. Вернее, я его чувствовал… У нее не дрогнул голос, ее не бросило в холодную дрожь… Волнение юной графини Борковской было запрятано глубоко внутри, наглухо заперто волею и самообладанием, редко встречающимися у таких молодых девушек, как Юлия.