– Он был похож на зверя, – продолжала после паузы молодая графиня. – Он почти рычал, когда рвал на мне ночную одежду. Я пыталась сопротивляться, но силы были слишком неравны. Потом он лег на меня, крепко прижав к полу, и обвязал вокруг шеи платок. Да так сильно, что я едва могла дышать. Крикнуть и позвать на помощь также не имелось никакой возможности. Затем этот мерзкий человек стал меня безжалостно бить. Он бил по рукам, по ногам, по животу, по груди. Мне было очень больно. В порыве ярости он даже укусил меня за кисть руки. Когда он наносил удары, полы плаща распахнулись, и я смогла увидеть под ним военный мундир…
– Какого цвета? – быстро спросил я.
– Темно-зеленого, – без всякого промедления ответила Юлия.
Я кивнул:
– Хорошо, продолжайте, я внимательно слушаю вас…
– Когда он наносил мне удары, то сказал, что поклялся отомстить мне. Вот он теперь и мстит, чем чрезвычайно доволен. Мстит за то, что мой отец позволил обращаться с ним, как с лакеем… «Ну что ж, настала моя очередь обращаться с вами, как лакей», – добавил он и впал в еще большую ярость, после чего достал из кармана нож и стал наносить мне удары по ногам и бедрам. Потекла кровь…
Девушка замолчала. Опять возникла пауза, позволившая мне задать графине Юлии Александровне вопрос:
– Когда вы услышали, как он сказал, что мстит за то, что ваш отец позволил обращаться с ним, как с лакеем, вы уже догадались, что перед вами… поручик Скарабеев?
– У меня мелькнула такая мысль, – ответила Юлия.
– А когда вы уже воочию убедились, что это именно он?
– Когда он наносил мне раны ножом, он будто бы в безумии все время повторял: «На тебе, на!» И в это время с лица его сполз платок… – Юлия замолчала.
– Это был поручик Скарабеев? – прервал я возникшую паузу.
– Да, он самый, – без тени сомнения ответила графиня Борковская.
– Вы уверены? – строго спросил я, поскольку вопрос был весьма важен.
– Совершенно уверена, – категорически и решительно ответила Юлия Александровна и посмотрела мне в глаза. В них читалась твердая и непоколебимая убежденность.
– Когда с его лица спал платок, поручик смутился? – продолжил я спрашивать.
– Ничуть, – ответила Юлия Александровна.
– И не пытался вернуть платок на место? – поинтересовался я.
– Нет, – услышал я вполне категоричный ответ.
– Хорошо, – констатировал я. – Что было дальше?
– Дальше? – задумчиво переспросила Юлия. – А дальше у меня получилось закричать, поскольку платок на моей шее несколько ослаб. А еще, наверное, на меня как-то подействовал вид крови, сочившейся из ран. Отрезвил или что-то в этом роде. Я принялась звать на помощь, и меня услышала моя горничная Евпраксия. Она стала стучать в дверь, соединяющую мою и ее комнаты; запор на двери был слабый, и мой мучитель, боясь, что петля на запоре двери вот-вот сорвется и в комнату ворвется горничная, произнес, что с меня покуда довольно, и вылез обратно в окно. А перед этим положил на комод письмо…
– Позвольте, в ваших показаниях имеется факт, что когда злоумышленник вылезал обратно в окно, то крикнул своему сообщнику: «Держи!» – заметил я. – Это так?
– Да, – кивнула Юлия.
– Как вы думаете, кто мог быть сообщником Скарабеева?
– Наш лакей Померанцев, – как само собой разумеющееся ответила Юлия Александровна.
– Вы уверены? – спросил я.
– Да, ведь больше некому, – ответила Юлия и пожала плечами.
– Итак: ваш мучитель скрылся за окном, – подвиг я свою собеседницу к продолжению рассказа. – Что было дальше?
– Я не помню, – немного виновато ответила юная графиня. – Когда все закончилось, я лишилась чувств. И пришла в себя лишь тогда, когда Евпраксия принесла уксусу и дала мне его понюхать. Потом она перевязала мои раны и уложила меня в постель…
– Почему вы не разрешили горничной позвать к себе Александра Юльевича и Амалию Романовну? – спросил я.
– Я не хотела их волновать, – последовал ответ. – По крайней мере, до наступления утра. Я вообще не хотела, чтобы кто-нибудь знал о том, что со мной случилось. Поэтому утром, когда Евпраксия все же позвала ко мне маменьку с папенькой – а скрыть синяки, царапины и раны, что нанес мне этот мерзкий человек, не представлялось возможным, – мы решили не предавать огласке происшествие, случившееся со мной этой ночью…
– Это было не происшествие, а злодейское преступление, – заявил я решительно, что, очевидно, понравилось Юлии Александровне, поскольку она посмотрела на меня с одобрением.