Власть меча

Местный организатор от Объединенной партии с розеткой партийных цветов на лацкане представил Шасу как человека, который не нуждается в представлении, и всячески восхвалил его труды ради своего избирательного округа в течение предыдущего срока.

Потом встал Шаса, высокий и благожелательный, в темном костюме, не слишком новом и не слишком модного покроя, но с крахмальной белой рубашкой – цветные рубашки носили только мошенники – и с галстуком военно-воздушного флота, напоминавшем о его военных заслугах. Повязка на глазу еще более подчеркивала то, что он пожертвовал собой ради страны, и Шаса улыбнулся обаятельно и искренне.

– Друзья мои… – начал он, но продолжить не смог.

Его заглушил бешеный шум – топанье ног, крики, насмешки. Шаса попытался превратить это в шутку, делая вид, что дирижирует этим оскорбительным шумом, но его улыбка понемногу утратила искренность, поскольку шум явно не утихал, а, наоборот, становился все громче и оскорбительнее. Наконец Шаса начал свою речь, стараясь перекричать хулиганов.

Их было около трех сотен, они заняли всю дальнюю часть зала и громогласно выражали свою преданность Национальной партии и ее кандидату, размахивая флагами с изображением порохового рога и высоко поднимая плакаты с портретом серьезного красавца Манфреда де ла Рея.

После нескольких минут нескончаемого шума часть избирателей, пожилых и среднего возраста, сидящих в передней части зала, ощутили, что дело пахнет скандалом, поспешно сбежали через боковой вход вместе с женами, что вызвало новый взрыв насмешек.

Внезапно Тара Кортни вскочила и встала рядом с Шасой. Пылая гневом, она сверкающими, словно штыки, глазами уставилась на хулиганов и закричала:

– Да что вы за люди такие? Разве это справедливо? И вы называете себя христианами? Где же ваше христианское милосердие? Дайте человеку сказать!

Ее голос услышали, и ее яростная красота слегка обуздала их. Врожденное чувство мужского благородства начало одерживать верх, один-два хулигана сели на места, глупо ухмыляясь, и шум стал утихать, но тут из толпы выскочил крупный темноволосый мужчина и стал их подстрекать:

– Kom kêrels, давайте, парни, отправим этого soutie, этого мошенника, назад в Англию, где ему и место!

Шаса знал этого человека. Темноволосый был одним из местных организаторов Национальной партии. В 1936 году он входил в состав олимпийской сборной и большую часть войны провел в лагере для интернированных. А еще он был старшим преподавателем юридического факультета в Стелленбосском университете, и Шаса обратился к нему на африкаансе:

– А минхеер Рольф Стандер верит в закон и в право свободного высказывания?

Не успел он договорить, как из самой дальней части зала полетел первый «снаряд». Описав высокую параболу, предмет упал на стол перед Тарой – это был пакет из коричневой бумаги, набитый собачьим дерьмом; сразу же после этого началась бомбардировка гнилыми фруктами и рулонами туалетной бумаги, дохлыми курами и сгнившей рыбой.

В первых рядах вскочили сторонники Объединенной партии и стали кричать, призывая к порядку, но Рольф Стандер махнул рукой, зовя своих людей двинуться вперед, и те радостно кинулись в драку. Опрокинулись стулья, завизжали женщины, кричали и ругались мужчины, схватываясь друг с другом.

– Держись поближе ко мне, – велел Таре Шаса. – За пиджак возьмись!

Он стал пробивать дорогу к выходу, отшвыривая любого, кто вставал у него на пути.

Один из них свалился от удара правой и жалобно запротестовал с пола:

– Эй, приятель, я на твоей стороне!

Шаса вытащил Тару наружу через боковую дверь, и они побежали к «паккарду».

Ни один из них не произнес ни слова, пока Тара везла их к главной дороге, и свет фар указывал на темную глыбу Столовой горы. Потом она спросила:

– Скольких ты сбил?

– Троих… один оказался нашим.

Они разразились нервным хохотом облегчения.

– Похоже, там будет большое веселье.

Предвыборная борьба 1948 года шла с нараставшей злостью и раздражением, потому что по всей стране начало возникать осознание того, что их нация достигла некоего судьбоносного перекрестка.

Людей Смэтса ошеломляла глубина чувств, которые националистам удалось пробудить среди африканеров, и они оказались совершенно не готовы к почти военной мобилизации всех сил под флагами Национальной партии.

Черных избирателей было совсем немного, а из всех белых Южной Африки и африканеров образовалось некоторое большинство. Смэтс полагался на англоязычный электорат и сдержанную фракцию африканеров. Но по мере приближения дня голосования эта небольшая поддержка медленно сокращалась под воздействием волны национальной истерии, и уныние в Объединенной партии нарастало.

За три дня до голосования Сантэн в саду наблюдала за разметкой клумб и высаживанием новой сотни желтых роз, когда из дома прибежал ее секретарь.

– Пришел мистер Дугган, мэм.