Власть меча

Дом представлял собой огромный ветхий викторианский особняк, построенный на рубеже веков одним из магнатов-шахтовладельцев из Витватерсранда и отчаянно нуждавшийся во внимании, которое Сантэн не уставала уделять ему с невиданной щедростью. Однако она сохранила его название – «Гора Родса». Сантэн больше всего нравилось в этом имении то, что отсюда можно было за двадцать минут доехать на «даймлере» до перевала Констанция и спуститься оттуда к виноградникам Вельтевредена.

Шаса в конце войны занял пост председателя правления «Компании Кортни по разработкам месторождений и финансированию», хотя Сантэн оставила за собой место в совете директоров и никогда не пропускала собраний. Теперь Шаса и Тара перебрались в огромное шато Вельтевредена, которое освободила Сантэн, но Сантэн каждые выходные приезжала к ним, а иногда и чаще. Ее задело то, что Тара переставила оставшуюся мебель и изменила передние лужайки и сад, но с немалым усилием она заставила себя придержать язычок.

В эти дни она часто думала о паре старых бушменов, спасших ее от моря и пустыни, и тихо напевала молитвенную песню, сочиненную О’ва в честь рождения Шасы:

Его стрелы долетят до звезд,
А когда люди будут произносить его имя,
Он услышит их издали…
И он найдет хорошую воду,
Куда бы ни отправился, он найдет хорошую воду…

Хотя после стольких лет она спотыкалась на щелканье и интонациях языка сан, она знала, что благословение О’ва принесло свои плоды. Это, как и ее суровое обучение, привело Шасу к хорошим водам жизни.

Постепенно Шаса с помощью Дэвида Абрахамса в Виндхуке вдохнул в разраставшуюся компанию Кортни новый дух молодой энергии и приключений. Хотя старики, Эйб Абрахамс и доктор Твентимен-Джонс, ворчали и качали головами и хотя Сантэн время от времени объединялась с ними и налагала вето на самые рискованные из проектов Шасы, компания все же шла своим путем и богатела. Каждый раз, когда Сантэн проверяла счетные книги или сидела за столом совета директоров, у нее появлялось все меньше причин жаловаться и все больше – поздравлять себя. Даже доктор Твентимен-Джонс, это воплощение пессимизма, бормотал иногда: «Да, у этого парня есть голова на плечах». А потом, испуганный собственной оговоркой, спешил мрачно добавить: «Не забывайте, нам всем потребуется немало работы, чтобы удержаться на таком уровне».

Когда Шасу выдвинули кандидатом от Объединенной партии на выборах в парламент от области Хоттентотс-Холланд и он буквально вырвал победу в упорной борьбе из рук оппонента-националиста, Сантэн поняла, что все ее мечтания воплощаются в жизнь. На следующих всеобщих выборах ее сыну почти наверняка предложат нечто более важное – возможно, даже работу заместителя министра горнорудной промышленности. После этого – полноправное место в кабинете министров, а что потом? Сантэн позволила этой мысли пощекотать ее нервы, но не стала задерживаться на ней, чтобы не накликать неудачу. И все же это было возможно. Ее сын пользовался вниманием и благосклонностью, даже повязка на глазу добавляла ему индивидуальности, говорил он всегда интересно и выразительно и умел заставить людей слушать его. Он был богат, амбициозен и умен – и за его спиной стояли сама Сантэн и Тара. Все было возможно – и более чем возможно.

Тара Малкомс-Кортни благодаря какому-то замечательному диалектическому повороту сохранила прежний образ мыслей, взяв на себя управление хозяйством Велтевредена так, словно была для этого рождена.

Но при этом она не отказалась от девичьей фамилии и могла без промедления отправиться из элегантного окружения Вельтевредена в больницы в трущобах и столовые для бедняков на окраинах Кейптауна, прихватывая с собой куда большие суммы для пожертвований, чем могло бы понравиться Шасе.

С таким же самозабвением она погрузилась в материнские обязанности. Первыми на свет появились трое мальчиков, здоровых и шумных. Их по старшинству назвали Шон, Гаррик и Майкл. В четвертый раз без особых усилий и за небольшое время Тара произвела на свет истинный шедевр. Это дитя Тара назвала в честь своей матери Изабеллой, а Шаса, как только взял малышку на руки и она срыгнула ему на плечо свернувшееся молоко, просто потерял голову от любви к дочери.

Вплоть до этого времени живой дух Тары и ее яркая индивидуальность не давали Шасе заскучать и откликаться на осторожные и не очень призывы, сыпавшиеся на него от окружавших хищниц.

Сантэн, прекрасно осознавая, что в венах Шасы течет горячая кровь де Тири, тревожилась из-за того, что Тара словно и не замечала опасности и отмахивалась от всех завуалированных предостережений.

– О матушка, Шаса не такой!

Но Сантэн точно знала, каков он.

– Mon Dieu[31], он же начал еще в четырнадцать!