Но все равно Манфред не сразу тронулся с места. Сначала он еще раз написал дяде Тромпу. В завуалированной форме он спрашивал, что с тем белым мечом, который он оставил, и после некоторой задержки получил заверения, что никто ничего об этом мече не знает. Осторожные расспросы друзей в полиции дали понять, что, хотя дело исчезнувшего меча до сих пор открыто, им уже никто не занимается и никто не знает, где он или кому принадлежал. Следует полагать, что его никогда не найдут.
Оставив Хейди и сына в Лиссабоне, Манфред отправился поездом в Цюрих, где продал оставшиеся алмазы. В послевоенной эйфории цены изрядно взлетели, так что Манфред смог положить на номерной счет в швейцарском кредитном банке почти двести тысяч фунтов стерлингов.
Когда они прибыли в Кейптаун, семья сошла на берег, не привлекая к себе внимания, хотя Манфред, как обладатель золотой олимпийской медали, мог оказаться в центре большой шумихи, если бы захотел. Но он осторожно прощупывал обстановку, навещая старых друзей, бывших членов Оссевабрандвага и политических союзников, убеждаясь, что его не ждут неприятные сюрпризы. Только после этого он дал первое интервью газете «Бюргер». Он рассказал, что переждал войну в нейтральной Португалии, потому что не хотел сражаться ни на одной из сторон, но теперь вернулся в свою родную страну, чтобы сделать все, что в его силах, ради политического продвижения к мечте каждого африканера – Республике Южной Африки, свободной от диктата любой иностранной силы.
Он говорил правильные вещи, и он был олимпийским чемпионом в стране, где почитали спортсменов. Он был красив, умен и набожен, у него были привлекательные жена и сын. У него по-прежнему оставались друзья на высоких постах, и число этих друзей росло с каждым днем.
Манфред купил партнерство в процветающей юридической фирме в Стелленбосе. Старшим партнером в ней был адвокат по фамилии ван Шур, активно занимавшийся политикой и звезда Национальной партии. Он помог Манфреду вступить в партию.
Манфред погрузился в дела фирмы «Ван Шур и де ла Рей» и почти так же сосредоточенно – в дела кейптаунской Национальной партии. Он проявил большой талант как организатор и сборщик средств и к концу 1947 года уже стал членом Брудербонда.
Брудербонд, или Братство африканеров, было еще одним тайным обществом. Оно не заменило собой устаревший Оссевабрандваг, но существовало параллельно с ним и часто даже с ним состязалось. Но, в отличие от Оссевабрандвага, оно не бросалось в глаза и не было откровенно военизированным, никаких униформ и шествий с факелами.
Братство действовало тихо, малыми группами, собираясь в домах и офисах обладающих властью и влиятельных людей, и членство в нем получали только лучшие. Считалось, что его члены – элита, суперафриканеры, чья конечная цель – создание Африканерской республики. Как и в полузабытом Оссевабрандваге, его окружала полная секретность. При этом, в отличие от Оссевабрандвага, член этого общества должен был не просто являться чистокровным африканером. Он должен был быть лидером или хотя бы потенциальным лидером, и приглашение присоединиться к братству предполагало обещание высоких политических выгод для будущей республики.
Первое вознаграждение за вступление в партию Манфред получил почти мгновенно: когда началась избирательная кампания всеобщих выборов 1948 года, Манфреда де ла Рея выдвинули как кандидата от Национальной партии на скромное место от голландских готтентотов.
За два года до этого на дополнительных выборах это место получил представитель Объединенной партии Смэтса, молодой герой войны из богатой англоязычной кейптаунской семьи. Занимавший это место Шаса Кортни теперь был выдвинут и на всеобщие выборы кандидатом от Объединенной партии.
Манфреду де ла Рею предлагали другое, более безопасное место, но он намеренно выбрал район гор Хоттентотс-Холланд. Ему хотелось получить возможность снова столкнуться с Шасой Кортни. Он живо помнил их первую встречу на рыбацком причале в Уолфиш-Бей. С тех пор их судьбы, казалось, стали необъяснимым образом связаны в гордиев узел, и Манфред чувствовал, что должен еще раз встретиться с этим противником лицом к лицу и распутать этот узел.
Готовясь к предвыборной кампании, а также ради удовлетворения собственной ненависти, Манфред начал изучать семью Кортни, в особенности самого Шасу и его мать, миссис Сантэн де Тири-Кортни. Почти сразу обнаружился таинственный провал в прошлом этой женщины, и провал становился все глубже по мере изучения. Наконец Манфред набрался духа и нанял одну парижскую фирму для подробного частного расследования прошлого семьи Сантэн и ее происхождения.
Во время одного из ежемесячных визитов к отцу в Центральную тюрьму Претории Манфред заговорил о Кортни и умолял немощного старого человека рассказать ему все, что тот знал о них.
Когда началась предвыборная кампания, Манфред уже знал, что его расследование дало ему важное преимущество, и с азартом и решимостью ринулся в самую гущу южноафриканских выборов.