Рядом с ней беспокойно спал полковник Зигмунд Болдт, ворочаясь с боку на бок и кряхтя, так что он мешал ей даже сильнее, чем далекие американские бомбардировщики. У него есть причины тревожиться, думала Хейди. Все они тревожились после неудавшейся попытки убить фюрера. Она видела фильм о казни предателей, каждую минуту их мучений, когда их повесили на мясных крюках, и одним из них был генерал Золлер.
Зигмунд Болдт не участвовал в заговоре, в этом Хейди не сомневалась, но он был достаточно близко к этому событию, поэтому прошедшая волна арестов могла захватить и его. Хейди была его любовницей уже почти год, но теперь начала замечать первые признаки угасания его интереса к ней и понимала, что дни его влияния и власти уже сочтены. Вскоре она снова окажется одна, без специального продуктового пайка для себя и маленького Лотара.
Хейди прислушивалась к бомбардировщикам. Налет закончился, гул моторов превратился в комариный звон, но они вернутся. В наступившей тишине Хейди стала думать о Манфреде и о его письмах, на которые она так и не ответила. Манфред был в Лиссабоне, а Португалию не бомбили.
На следующий день за завтраком она заговорила об этом с Зигмундом.
– Я думаю только о малыше Лотаре, – объяснила она, и ей показалось, что она заметила в его взгляде вспышку облегчения.
Возможно, он уже прикидывал, как ему отделаться от нее без шума. В тот же день она написала Манфреду, адресовав письмо в германское консульство в Лиссабоне, и приложила к письму фотографию.
Полковник Зигмунд Болдт действовал быстро. У него оставалось еще достаточно влияния и власти для того, чтобы добыть для Хейди проездные документы всего за неделю, и он отвез ее в аэропорт Темпельхоф на своем черном «мерседесе» и поцеловал на прощанье у трапа транспортного «юнкерса».
Три дня спустя Зигмунд Болдт был арестован в своем доме в Грюневальде, а еще через неделю умер на допросе в своей камере в штаб-квартире гестапо, продолжая твердить, что ни в чем не повинен.
Маленький Лотар де ла Рей впервые увидел Африку, глядя через поручни португальского грузового парохода, когда тот входил в Столовую бухту. Малыш стоял между своими родителями, держа их за руки и тихонько смеясь от восторга, когда им навстречу торопливо шли паровые буксиры.
Война закончилась два года назад, но Манфред предпринял крайние меры предосторожности, прежде чем привез свою семью в Африку. Сначала он написал дяде Тромпу, которого в конце войны освободили, и от него узнал новости о родственниках и политической обстановке. Тетя Труди чувствовала себя хорошо, а обе девочки уже вышли замуж. Рольф получил свободу одновременно с дядей Тромпом и вернулся на свое место в университете. Они с Сарой были счастливы и здоровы и ожидали нового прибавления в семействе к концу года.
Политическая обстановка была многообещающей. Хотя Оссевабрандваг и другие военизированные организации были дискредитированы и распущены, их члены объединились в Национальную партию под руководством доктора Даниэля Малана, и эта партия омолаживалась и увеличивала свои ряды. Единство африканеров никогда не было более прочным, и открытие массивного монумента, памятника Первопроходцам, на каменном холме над Преторией сплотило народ настолько, что даже многие из тех, кто вступил в армию Смэтса и воевал в Северной Африке и Италии, присоединялись к идее.
Росло и противодействие Смэтсу и его Объединенной партии. Создавалось впечатление, что интересы Британского Содружества, на построение которого он потратил так много усилий, он ставит выше интересов Южной Африки.
Более того, Смэтс совершил политическую ошибку, пригласив британскую королевскую семью посетить их страну, и присутствие королевских особ послужило поляризации общественных чувств между англоязычными шовинистами и африканерами. Даже многие из людей Смэтса были оскорблены этим визитом.
Доктор Хендрик Френч Фервурд, оставивший пост в Стелленбосском университете, чтобы стать редактором
Когда при открытии парламента Южно-Африканского Союза прозвучало выражение верноподданнических чувств, доктор Даниэль Малан и все члены Национальной партии покинули зал в знак протеста.
Дядя Тромп закончил свое письмо так: «В общем, мы прошли через бурю, став сильнее и чище как народ, и мы теперь более решительны в своих стремлениях, чем когда-либо прежде. Впереди великие времена, Мани! Возвращайся домой. Нам нужны такие люди, как ты».