Власть меча

Манфред поднимался быстро, без передышек, все тысячу двести футов до ущелья Скелетов, пока не добрался до Брекфаст-рок на плато. Здесь он немного помедлил, чтобы посмотреть назад. Далеко под ним долина Констанция затаилась в ночи, освещенная лишь звездной пылью фонарей. Он отвернулся от нее и начал последние приготовления. Манфред уже разведал местность два дня назад, выбрал позицию, откуда собирался стрелять, и отмерил шагами точное расстояние от этого места до той точки на тропе, где человек становился видимым во время подъема к вершине.

Теперь Манфред подошел к выбранной позиции. Она представляла собой углубление между двумя валунами, слегка прикрытое кустами. Он расстелил брезент на низком жестком папоротнике, а потом растянулся на нем во весь рост, прижимая растения к земле и превращая их в удобный матрас.

Поерзав на месте, он приложил приклад «маузера» к щеке и прицелился в начало тропы в двухстах пятидесяти метрах от себя. Через цейсовские линзы он мог рассмотреть каждую веточку куста, что рос рядом с тропой, ветки резко вырисовывались на фоне рассеянного света, что лился из долины внизу.

Манфред положил винтовку на брезент перед собой так, чтобы можно было мгновенно взять ее. Потом поднял до ушей воротник пальто и съежился. Предстояло долгое холодное ожидание, и, чтобы скоротать время, Манфред стал заново анализировать весь тот замысел, что привел его на это место, и шансы на то, что завтра утром, чуть раньше или чуть позже половины одиннадцатого, его цель поднимется по тропе, носящей ее имя, и окажется перед цейсовским прицелом.

Судя по досье Яна Кристиана Смэтса, тщательно собранному в Берлине абвером и внимательно изученному Манфредом, в течение последних десяти лет в каждую годовщину этой даты фельдмаршал поднимался сюда, соблюдая договоренность со старым другом, и теперь судьба нации зависела от того, поступит ли он так же и в этот раз.

Шаса проехал через ворота Анрейта на длинную подъездную дорогу к шато. Перед Вельтевреденом уже стояло с десяток автомобилей, и среди них – «бентли» Блэйна. Шаса поставил «ягуар» рядом с ним и посмотрел на часы. Было десять минут девятого. Он опоздал, и матушка рассердится, она ведь была ярой сторонницей пунктуальности.

Но Сантэн снова удивила его, вскочив из-за длинного стола в столовой и бросившись к нему с объятиями. Вся компания из двадцати человек уже собралась на один из знаменитых завтраков Вельтевредена. Буфет у стены ломился под тяжестью серебра и еды. Слуги в длинных канза и красных маленьких фесках расцвели улыбками, увидев Шасу, а гости, сидевшие за столом желтого дерева, радостно заговорили.

Все они были здесь, все, кого любил Шаса: дедушка Гарри восседал во главе стола, энергичный, как эльф; рядом с ним – Анна, ее красное лицо сморщилось от постоянных улыбок, словно морда добродушного бульдога; Блэйн; Тара, такая же прекрасная, как это весеннее утро; Мэтти, рыжая, сплошь в веснушках; Оу Баас и, конечно, матушка. Не хватало только Дэвида.

Шаса подошел к каждому по очереди, смеясь и обмениваясь шутками, обнимая, пожимая руки, целуя. Гости весело заахали и даже засвистели, когда он чмокнул Тару в зарозовевшую щеку. Шаса вручил дедушке Гарри свой подарок и стоял рядом, пока тот разворачивал первое издание «Путешествий» Бёрчелла[29] и восторгался. Потом почтительно пожал руку Оу Баасу и просиял от удовольствия, когда тот негромко заметил:

– Ты хорошо работаешь, kêrel[30].

Наконец он обменялся парой слов с Блэйном, прежде чем положить в свою тарелку еды и занять место между Тарой и матерью.

Он отказался от шампанского: «Мне сегодня работать» – и касался ногой ноги Тары под столом, веселясь вместе со всеми.

Но очень скоро все уже поднялись из-за стола, и женщины отправились за своими пальто, а мужчины вышли к машинам и стали проверять, все ли коврики и корзины для пикника погружены.

– Жаль, что ты не можешь поехать с нами, Шаса, – заговорил дедушка Гарри, отведя внука в сторону. – Я надеялся, мы сможем поболтать, но я уже слышал от Блэйна, насколько важна твоя работа.

– Я постараюсь приехать сюда завтра вечером. Острый момент должен будет уже миновать.

– А я не хочу возвращаться в Наталь, пока мы не побудем хоть немного вдвоем. Ты единственный, кто носит фамилию Кортни, и мой единственный внук.

Шаса испытал прилив глубокой любви к этому мудрому и мягкому старому человеку; каким-то странным образом тот факт, что они оба получили увечья – нога сэра Гарри и глаз Шасы, – казалось, создал еще более прочную связь между ними.

– Я уже много лет не бывал у вас с Анной в Теунис-краале, – внезапно вырвалось у Шасы. – Можно мне приехать к вам на пару недель?

– Ничто не доставило бы мне большего удовольствия! – Сэр Гарри обнял его, и в этот момент к ним подошел фельдмаршал Смэтс.

– Все болтаешь, старина Гарри, никак тебе не остановиться? Пойдем, нам еще на гору подниматься, а тот, кто придет последним, проштрафится!