Павианы мчались обычным порядком: с полдюжины молодых самцов впереди, самки и детеныши в центре, и три огромных серых патриарха – в арьергарде. Малыши висели вверх ногами под животами матерей, цепляясь крохотными лапками за густую грубую шерсть и поворачивая в разные стороны розовые безволосые мордочки. Детеныши постарше сидели на спинах матерей, как жокеи. Три мощные боевые особи в конце стаи следовали за сородичами, надменно раскачиваясь и с силой отталкиваясь от земли. Они скакали на четырех лапах, высоко держа голову, почти по-собачьи; на длинных заостренных мордах блестели близко посаженные яркие глаза.
Манфред выбрал самую крупную из трех обезьян и принялся наблюдать за ней сквозь линзы оптического прицела. Он позволил зверю подниматься по склону до тех пор, пока тот не очутился в трехстах метрах от того места, где он лежал.
Самец павиана внезапно прыгнул вперед и проворно забрался на вершину серого валуна размером с небольшой коттедж. Там он уселся на задних лапах, опираясь локтями о колени, почти в человеческой позе, и зевнул, широко разинув огромную пасть. Его острые желтые клыки в длину не уступали мужскому указательному пальцу.
Манфред потянул спусковой крючок осторожно, пока наконец тот не щелкнул почти неслышно, потом установил визир прицела на лбу павиана и удерживал цель сотую долю секунды. Затем коснулся спуска, все так же сосредоточенно глядя на покатый шерстистый лоб павиана, и винтовка ударила его в плечо. Звук выстрела разнесся по всей долине. Эхо прокатилось между утесами затихающими раскатами грома.
Павиан слетел с валуна спиной вперед, а стая с пронзительным паническим визгом помчалась вниз по склону.
Манфред встал, вскинул мешок на плечо и осторожно направился вниз. Тело обезьяны он нашел у основания валуна. Павиан еще рефлекторно дергался, но верхней половины головы у него не было. Ее снесло на уровне глаз, будто ударом топора, и яркая кровь лилась из черепа, стекая по камням.
Манфред ногой перевернул тушу и удовлетворенно кивнул. Специальная пуля с пустым наконечником обезглавила бы и человека так же аккуратно, а винтовка доказала свою точность на расстоянии в три сотни метров.
– Теперь я готов наилучшим образом, – пробормотал Манфред и направился обратно.
Шаса не был дома, в Вельтевредене, и не видел Тару с тех пор, как они с Блэйном вернулись из Претории на «рапиде» после обнаружения украденного оружия.
Все это время он не покидал штаб-квартиру Управления уголовных расследований. Он ел в полицейском буфете и ухватывал несколько часов сна в спальне, которую устроили на этаже над комнатой оперативников. Остальное время он был полностью поглощен подготовкой к запланированной полицейской облаве.
В одной только Капской провинции предстояло взять под стражу почти сто пятьдесят подозреваемых, и для каждого из них нужно было выписать ордер, определить предполагаемое местонахождение субъекта и выбрать полицейских для каждого ареста.
Воскресенье выбрали намеренно, потому что почти все субъекты были благочестивыми кальвинистами, приверженцами голландской реформатской церкви и наверняка собирались утром посетить богослужение. Поэтому имелась возможность вычислить с высокой степенью вероятности, где они окажутся, и при этом, скорее всего, благодаря религиозному настроению в них ослабнет подозрительность и они не смогут оказать какое-либо сопротивление полицейским.
Уже в середине дня в пятницу Шаса вспомнил, что на следующий день предстоит пикник в честь дня рождения его деда, и позвонил матери в Вельтевреден из полицейского управления.
– Ох, chéri, это неприятная новость! Сэр Гарри будет так разочарован! Он спрашивает о тебе каждый день с тех пор, как приехал, и мы все с нетерпением тебя ждем!
– Мне жаль, мама.
– А ты не можешь сбежать к нам, хотя бы на часок?
– Это невозможно. Поверь, мама, я так же разочарован, как и все вы.
– Тебе необязательно подниматься с нами на гору, Шаса. Просто выпьешь бокал шампанского в Вельтевредене, прежде чем мы отправимся. И сможешь сразу вернуться и делать то, что ты там делаешь, раз это так важно. Ради меня, chéri, неужели ты хотя бы не попытаешься?
Она почувствовала, что Шаса колеблется.
– Блэйн и фельдмаршал Смэтс тоже будут здесь. Они оба обещали. Если ты приедешь в восемь, просто пожелать счастья своему деду, обещаю, в половине девятого ты уже сможешь уехать.
– Ох, мама, хорошо, – сдался Шаса и усмехнулся в трубку. – А тебе не кажется скучным всегда добиваться своего?
– Это нечто такое, что я научилась терпеть, chéri, – засмеялась в ответ Сантэн. – До завтра!
– До завтра, – подтвердил он.
– Я тебя люблю, chéri.
– И я тебя люблю, мама.
Шаса повесил трубку, чувствуя себя слегка виноватым из-за того, что поддался ей, и уже собирался позвонить Таре, чтобы сказать, что не сможет отправиться с ней на пикник, когда его через комнату окликнул один из сержантов:
– Командир эскадрильи Кортни, вам звонят.
– Кто?
– Она не сказала, какая-то женщина.
И Шаса улыбнулся, идя через комнату. Тара опередила его и позвонила первой.