Власть меча

Как ни удивительно, они сумели удержаться вместе начиная с дней обучения на Робертс-Хейтс, несмотря на все превратности Восточноафриканской кампании, и теперь вместе сражались в Южно-Африканском корпусе Даниэля Пинара, оттесняя итальянцев герцога Аостского назад через горы, к Аддис-Абебе.

Шаса посмотрел в его сторону. Дэвид вел свой «харрикейн» справа от него. Его кабина тоже была открыта, и они обменялись усмешками. Крупный нос Дэвида обгорел на солнце и покраснел, незастегнутые ремешки его шлема болтались под подбородком. Шасе приятно было чувствовать его «на крыле». Они одновременно закрыли верх кабин, готовясь к атаке, и посмотрели вперед. Шаса плавно повернул самолет, заходя вверх, против солнца, следуя классической тактике истребителей.

Далекие мошки быстро превратились в знакомые силуэты трехмоторных бомбардировщиков «капрони». Шаса насчитал их двенадцать, четыре звена по три. Они снова направлялись к Керену, где продвижение южноафриканских частей застряло на перевале между взмывающими к небу стенами гор Амбас. И тут Шаса увидел, как из-под ведущих бомбардировщиков посыпались бомбы.

Моторы «роллс-ройс», все так же на предельной скорости, протестующе взвыли, когда самолеты резко пошли вверх против солнца, слепящего итальянских стрелков. Шаса лег на крыло и ринулся вниз, начиная атаку.

Теперь он уже мог видеть взрывы бомб, маленькие фонтанчики светлой пыли, взлетающие вокруг перекрестья дорог, – бомбы падали среди похожей на муравьев колонны машин между горами. Тем бедолагам внизу доставалось изрядно. Когда звено Шасы ринулось в атаку, вторая волна «капрони» сбросила бомбы. Толстые серые яйца, ребристые с одного конца, полетели вниз обманчиво медленно, и Шаса в последний раз оглядел небо, щурясь на солнце, проверяя, не поджидают ли их итальянские истребители, но небо было безоблачно синим, и он полностью сосредоточился на прицеле.

Он выбрал ведущий «капрони» третьего звена, надеясь, что его атака собьет врага с цели, и, коснувшись левого руля направления, чуть повернул нос «харрикейна» вниз, и вот уже серебристо-серый «капрони» очутился в центре прицела.

Шесть сотен ярдов… Шаса не спешил открывать огонь. Он уже видел эмблемы на фюзеляже – ветви и топор имперского Рима. Головы двух пилотов в кабине были повернуты на восток, они наблюдали за падением бомб. Сдвоенные пулеметы на вращающейся турели смотрели назад.

Пять сотен ярдов. Стали видны голова и плечи стрелка. Шлем повернут к Шасе спиной. Противник еще не заметил трех смертельных машин, заходящих справа.

Четыре сотни ярдов… так близко, что Шаса уже мог различить вспышки огня в выхлопных отверстиях моторов «капрони», а пулеметчик все еще не замечал их.

Три сотни ярдов. Бомбовый люк под толстым брюхом «капрони», беременным смертью, начал открываться. Шаса уже мог различить даже ряды заклепок вдоль серебристого фюзеляжа и на широких синих крыльях. Он положил ладонь на рычаг между коленями и снял предохранитель с кнопки орудийного огня, готовя к стрельбе восемь пулеметов «браунинг» в крыльях самолета.

Двести ярдов. Он двигал носком рули направления, и прицел полз по фюзеляжу «капрони». Шаса смотрел в прицел, слегка хмурясь от сосредоточения, закусив нижнюю губу. Внезапно ряд ярких огненных бусин промчался перед носом его «харрикейна». Второй «капрони» наконец заметил его и пустил очередь.

Сто ярдов. Стрелок и оба пилота ведущего «капрони», услышав выстрелы, оглянулись и увидели его. Орудийная башенка стремительно повернулась, спеша подготовиться к стрельбе. Сквозь прицел Шаса увидел белое лицо стрелка, искаженное ужасом.

Восемьдесят ярдов. Все так же хмурясь, Шаса нажал большим пальцем кнопку огня. «Харрикейн» содрогнулся и замедлился в ответ на огонь восьми «браунингов», и Шаса мягко качнулся вперед, натянув ремни безопасности. Яркий поток трассирующих пуль, сверкающих, как электричество, облил «капрони», и Шаса наблюдал за ним, направляя быстрыми легкими движениями контроллеров.

Итальянский пулеметчик так и не успел выстрелить. Плексигласовый купол над ним рассыпался, концентрированный огонь разорвал его в клочья. Половина головы и одна рука оторвались, как части тряпичной куклы, и полетели, вращаясь и подпрыгивая, к пропеллеру. Шаса тут же сменил цель, наметив серебряную монету крутящегося пропеллера и уязвимое основание крыла «капрони». Отчетливый контур крыла растаял, как воск в огне свечи. Из мотора потоком хлынули глицерин и пары горючего, все крыло медленно развернулось назад, а потом оторвалось и улетело, как сухой лист, в воздушном потоке за винтом. Бомбардировщик перевернулся и пошел вниз по спирали, потеряв способность лететь, описывая неровные зигзаги в облаках дыма и пламени, а Шаса уже сосредоточился на следующем вражеском звене.

Он развернул свой «харрикейн» по-прежнему на полной скорости и так резко, что от его мозга отлила кровь и перед глазами все расплылось. Шаса напряг мышцы живота и стиснул зубы, сопротивляясь оттоку крови, и вывел машину на курс следующего «капрони».