Колеса фургонов были связаны между собой цепями, а пространство между ними заполнено колючими ветками. Фуртреккеры заняли позиции на баррикаде, вооруженные длинными мушкетами; все они уже участвовали в десятке подобных битв, это были храбрые люди и лучшие в мире снайперы.
Они стреляли по ордам зулусов, заваливая реку телами от берега до берега, окрашивая воду в алый цвет, так что после этих событий реку стали называть Кровавой.
В тот день пало могущество зулусской империи, и вожди фуртреккеров, стоя на поле боя с непокрытыми головами, поклялись перед Господом вечно праздновать годовщину этой победы религиозными службами и благодарственными молебнами.
Этот праздник стал самой священной датой в кальвинистском календаре африканеров после Рождества Христова. Он прославлял все их надежды как народа, чтил их страдания и воздавал почести их героям и предкам.
Поэтому сотая годовщина битвы имела для африканеров особое значение, и в течение продолжительных празднований лидер Национальной партии провозгласил:
– Мы должны сделать Южную Африку безопасной для белых людей. Просто позор, что белые люди вынуждены жить и работать рядом с низшими породами; цветная кровь – дурная кровь, и мы должны быть защищены от нее. Нам нужна вторая великая победа, если мы хотим спасти белую цивилизацию.
В течение последующих месяцев доктор Малан и его Национальная партия представили в парламент ряд расистски ориентированных законопроектов. Они варьировались от объявления преступными смешанных браков до физического разделения белых и цветных, хоть азиатов, хоть африканцев, и предлагали лишить избирательного права всех цветных, кто уже его имел, а если его у них не было, то и не должно быть. Вплоть до середины 1939 года Герцог и Смэтс умудрялись отклонять или затормаживать эти проекты.
Перепись населения в Южной Африке проводила различия между разными расовыми группами, «полубелых и прочих смешанных». Речь шла не об отпрысках белых поселенцев и аборигенов, как можно было бы подумать, а скорее об остатках племен койсанов, готтентотов, бушменов и дамара, а также потомках азиатских рабов, привезенных на мыс Доброй Надежды на кораблях Голландской Ост-Индской компании.
В целом это были приятные люди, полезные и трудолюбивые члены смешанного общества. Они обычно бывали узкокостными и светлокожими, с миндалевидными глазами и слегка восточными чертами лица. Они были веселыми, умными и сообразительными, любили пышные зрелища, карнавалы и музыку, работали расторопно и с охотой и были добрыми христианами или набожными мусульманами. Они столетиями привыкали к жизни согласно обычаям и менталитету Западной Европы и со времен рабства жили в дружбе с белыми.
Кейптаун был их цитаделью, и они прижились лучше большинства других цветных групп. Они имели право голоса, хотя и по отдельным от белых спискам, и многие из них, прежде всего хорошие ремесленники или мелкие торговцы, достигли уровня жизни, превосходящего уровень жизни многих из их белых соседей. Однако большинство из них оставались домашней прислугой или городскими рабочими и существовали на грани выживания, а то и ниже. Теперь эти люди стали объектом попыток доктора Даниэля Малана усилить сегрегацию в Кейптауне, как и во всех других уголках страны.
Герцог и Смэтс прекрасно осознавали, что многие из их собственных последователей симпатизируют националистам и что резкое противостояние им легко может нарушить хрупкую коалицию их Объединенной партии. Они неохотно внесли контрпредложение о сегрегации населения, которое как можно меньше нарушило бы неустойчивый социальный баланс и, узаконив уже существующее положение, могло бы умиротворить их партию и выбить почву из-под ног националистической оппозиции.
– Мы нацелены на то, чтобы сохранить нынешнее положение, – объяснил генерал Ян Смэтс.
Через неделю после такого объяснения на площади Гринмаркет в центре Кейптауна собралась огромная организованная толпа цветных, к которым присоединились многие белые либералы, чтобы устроить мирный протест против предложенного закона.
Другие организации – Южно-Африканская коммунистическая партия, Африканский национальный конгресс, Центрально-Африканское освободительное движение троцкистов, Организация народов Юго-Западной Африки – почуяли в воздухе запах крови, и их члены пополнили ряды собравшихся.
Прямо в центре толпы, под наспех сооруженной трибуной ораторов, сияя каштановыми волосами, с праведным пылом в серо-голубых глазах, стояла Тара Малкомс. Рядом, чуть позади, топтался Хьюберт Лэнгли вместе с группой своих студентов из университета. Они не сводили глаз с оратора, увлеченные и зачарованные.
– Да, этот парень хорош, – прошептал Хьюберт. – Интересно, почему мы никогда не слышали о нем прежде.
– Он из Трансвааля, – пояснил один из студентов, услышав его. – Один из высших руководителей Африканского национального конгресса в Витватерсранде.
Хьюберт кивнул.
– Знаешь, как его зовут?
– Гама, Мозес Гама. Мозес, то есть Моисей, – имя ему подходит, он буквально создан для того, чтобы вывести свой народ из рабства.