Мани гордился бы ею. Это ведь он воодушевлял и поощрял ее, поэтому она так старалась, что стала одной из лучших учениц в школе. И Сара задумалась о нем, погрузившись в мечты, пока крутила педали под дубами. Манфреда не было уже так долго, но вскоре он вернется домой; тогда она скажет ему, и все будет хорошо. Ей незачем тревожиться и плакать ночами в одиночестве. Мани вернется – сильный, добрый, любящий Мани, и все пойдет хорошо.
Сара думала о том, как выйдет за него замуж, станет готовить ему завтраки, стирать его рубашки, штопать его носки, ходить вместе с ним в церковь, называть его «минхеер», как тетя Труди называет дядю Тромпа, и лежать рядом с ним каждую ночь, и просыпаться рядом с ним каждое утро, и видеть на подушке его прекрасную светловолосую голову, и она знала, что ничего другого в мире она и не желала.
– Только Мани, – шептала она. – Всегда и только он. Он все, что у меня было, и все, чего я хочу.
Впереди, у ворот особняка, она увидела почтальона и, спрыгнув с велосипеда, крикнула:
– Вы нам принесли что-нибудь, мистер Гроблер?
Почтальон усмехнулся ей и достал из своей кожаной сумки коричневый конверт.
– Телеграмма, – важно сообщил он. – Телеграмма из-за границы – но не для тебя, малышка, а для твоей тети.
– Я за нее распишусь!
Сара нацарапала подпись на квитанции, прислонила к воротам велосипед и взлетела по ступеням в дом.
– Тетя Труди! – закричала она. – Телеграмма! Где ты?
Почуяв запахи еды, она поняла, где искать.
– Телеграмма! – Сара ворвалась в кухню.
Тетя Труди стояла у длинного стола желтого дерева, держа в руке скалку, – ее руки до локтя были перепачканы мукой, а пряди серебристо-светлых волос щекотали нос, так что она дунула на них, выпрямляясь. Она влажно светилась от жара кухонной плиты, где над огнем булькали большие кастрюли с персиковым и инжирным вареньем.
– Боже ты мой! Что за суета! Ты должна научиться вести себя как леди, Сара, ты уже не ребенок…
– Телеграмма. Посмотри, настоящая телеграмма! Мы еще никогда их не получали!
На тетю Труди это произвело впечатление. Она потянулась к конверту, потом помедлила.
– У меня руки в муке. Открой ее, Сара.
Сара разорвала конверт.
– Прочитать вслух? – спросила она.
– Да. Да, прочитай… от кого она?
– От дяди Тромпа… тут подпись: «Твой преданный муж Тромп Бирман».
– Глупый старик! Заплатил за лишние слова! – проворчала тетя Труди. – Читай, что он там пишет?
– Он пишет: «Я должен тебе сообщить, что Манфред…»
Сара умолкла, радостное ожидание в ее глазах погасло, и она уставилась на листок в своей руке.
– Продолжай, дитя, – подтолкнула ее тетя Труди. – Читай вслух.
Сара снова начала читать, но тихо, почти шепотом:
– «Я должен тебе сообщить, что сегодня Манфред женился на немецкой девушке по имени Хейди Крамер. Он предполагает учиться в Берлинском университете и не вернется со мной домой. Уверен, ты желаешь ему счастья, как и я. Твой преданный муж Тромп Бирман».
Сара подняла взгляд от телеграммы, и они с тетей Труди посмотрели друг на друга.
– Поверить не могу… – выдохнула тетя Труди. – Только не Манфред… Он не мог… он не должен был нас бросить!
Тут она обратила внимание на лицо Сары. Девочка побледнела, ее щеки стали серыми, как пепел в очаге.
– О, моя маленькая Сара…
Пухлое лицо тети Труди исказилось от сочувствия, и она потянулась к девушке, но Сара выпустила телеграмму из пальцев, и та плавно спикировала на кухонный пол, а Сара развернулась и выбежала за дверь.
Она схватила велосипед, стоявший у ворот, и прыгнула в седло. Она поднялась на педалях, чтобы ехать быстрее, и ее ноги работали в ритме биения ее сердца. Шляпка, сорвавшись с головы, болталась на резинке сзади. Глаза Сары были огромными и сухими, лицо оставалось все еще серым от потрясения, когда она вылетела из деревни, повернув мимо старого имения Ланцераков, и инстинктивно помчалась к горам.
Когда тропа стала слишком крутой и каменистой, она бросила велосипед и направилась вверх, через сосновый лес, пока не добралась до первого гребня. Там она свернула с тропы и упала во весь рост на влажную сосновую хвою, на том самом месте, где она отдала Манфреду свою любовь, свое тело и свою душу.
Некоторое время она переводила дыхание после стремительного подъема по горному склону, а потом тихо лежала, не всхлипывая и не рыдая, просто прижавшись лицом к изгибу своего локтя. К концу дня ветер повернул на северо-запад, и у вершин над тем местом, где застыла Сара, собрались тучи. В сумерках начался дождь, и стемнело раньше времени. Воздух стал ледяным, и ветер завывал в соснах, стряхивая с деревьев капли на распростертое тело, пока наконец школьная форма Сары не промокла насквозь. Но она так и не подняла головы, а лежала и дрожала, как потерявшийся щенок, и ее сердце в темноте исходило слезами.
– Манфред, Манфред, куда ты ушел? Почему я должна потерять тебя?
Незадолго до рассвета одна из поисковых команд из деревни, всю ночь обыскивавших склоны, наткнулась на нее, и Сару отнесли вниз.