Власть меча

Манфред уже видел, что теперь нужно совсем немного, всего лишь еще один удар правой, всего один удар… Но у него ничего не осталось. Правой руки не было.

Американец, пьяно покачиваясь, отшатнулся на веревки, колени у него подгибались, но каким-то невероятным усилием он оправился.

«Левая. – Манфред быстро оценил то, чем теперь владел. – Я достану его левой».

И, невзирая на боль, он опять ринулся в бой.

Он выбросил вперед левую руку, метя в голову, но американец ушел от удара, бестолково качнувшись вперед и забросив обе руки на плечи Манфреда, войдя в клинч, цепляясь за соперника, словно утопающий. Манфред попытался оттолкнуть его, толпа уже неистовствовала, и рефери закричал, с трудом перекрывая шум:

– Брейк! Брейк!

Но американец продолжал висеть на Манфреде.

Когда судья развел их, глаза Сайруса Ломакса уже прояснились, взгляд сосредоточился; он ушел от отчаянных попыток Манфреда достать его левой – и тут зазвенел гонг.

– В чем дело, Мани? – Дядя Тромп подхватил его и увел в угол. – Ты же почти побил его. Что пошло не так?

– Моя правая… – пробормотал Манфред сквозь боль, и когда дядя Тромп коснулся его руки чуть выше запястья, юноша чуть не закричал от боли.

Рука уже раздувалась, опухоль растекалась вверх прямо на глазах.

– Я выбрасываю полотенце, – прошептал дядя Тромп. – Ты не можешь биться с такой рукой.

Манфред рявкнул:

– Нет!

Его желтые глаза бешено сверкнули, когда он посмотрел через ринг туда, где секунданты хлопотали над ошеломленным американцем, прикладывая холодные компрессы, поднося нюхательную соль, хлопая его по щекам и непрерывно говоря с ним.

Гонг подал сигнал к началу восьмого раунда, Манфред вышел на ринг и с отчаянием увидел, с какой новой силой и точностью двигается американец. Да, он еще боялся и был неуверен, осторожничал, ожидая атаки Манфреда, но становился сильнее с каждой минутой, поначалу явно недоумевая, почему Манфред не использует снова правую руку, – а потом в его глазах вспыхнуло понимание.

– Тебе конец! – прорычал он на ухо Манфреду при следующем клинче. – У тебя нет правой, белый! Теперь я тебя сожру!

Его удары стали сильнее, и Манфред начал отступать. У него закрылся левый глаз, и он чувствовал во рту медный вкус крови.

Американец резко выбросил вперед левую руку, и Манфред машинально блокировал удар правой перчаткой; вспыхнула такая боль, что у него потемнело в глазах, земля качнулась под ногами, а потом он уже боялся закрываться правой, и американец пользовался этим, снова метя в уже поврежденный глаз. Манфред ощущал, как опухает его лицо, словно бурдюк, наполняемый кровью, и огромная пурпурная виноградина полностью закрыла ему глаз. Восьмой раунд кончился.

– Еще два раунда, – шептал ему дядя Тромп, прикладывая лед к распухшему глазу. – Ты видишь им хоть что-нибудь, Мани?

Манфред кивнул и вышел по гонгу на девятый раунд, и американец пылко бросился навстречу ему – слишком пылко, потому что, едва он собрался нанести мощный удар правой, Манфред опередил его, и его левая отшвырнула Ломакса.

Если бы Манфред мог пользоваться правой рукой, он сейчас мог бы достать американца, осыпав его таким градом, какого никто бы не выдержал, но правая была искалечена и бесполезна. Ломакс уклонился, попятившись, снова собрался с силами и начал кружить, метя в глаз Манфреда, стараясь окончательно его разбить, и наконец ему это удалось. Он нанес скользящий удар по пурпурному мешку, закрывавшему глаз, разорвав его в клочья, и мешок лопнул. Поток крови хлынул по лицу Манфреда и пролился на грудь.

Прежде чем судья успел остановить бой, чтобы осмотреть рану, прозвенел гонг, и Манфред, пошатываясь, вернулся в свой угол. Дядя Тромп бросился к нему.

– Я это остановлю, – бешено зашептал он, изучая страшную рану. – Ты не можешь биться вот с этим, ты можешь потерять глаз!

– Если ты остановишь бой сейчас, – ответил Манфред, – я никогда тебя не прощу.

Он говорил тихо, но огонь в его желтых глазах предупредил дядю Тромпа, что Манфред говорит искренне. Старый боксер хмыкнул. Он промыл рану и смазал кровоостанавливающим средством.

Судья подошел, чтобы осмотреть глаз, и повернул лицо Манфреда к свету.

– Ты можешь продолжать? – тихо спросил он.

– За народ и фюрера! – так же тихо ответил ему Манфред, и судья кивнул.

– Ты храбрый парень! – сказал он и подал знак к продолжению боя.

Последний раунд стал непрерывной агонией. Кулаки американца молотили Манфреда как кувалды, снова и снова попадая на уже сочащиеся кровью ушибы, все сильнее лишая Манфреда жизненных сил, ослабляя его способность защищаться от новых и новых ударов.

Каждый вздох вызывал боль, когда напрягались поврежденные мышцы и связки на груди, и воздух обжигал нежную ткань легких. Боль в правой руке плыла все выше, смешиваясь с болью от каждого из новых ударов, тьма застилала единственный здоровый глаз, так что он не видел приближающихся кулаков американца. Эта дикая боль ревела в ушах, словно ураганный ветер, но Манфред держался на ногах. Ломакс избивал его, превращая лицо в кусок мяса, но Манфред все равно держался.