Власть меча

Каждое утро она придумывала по пятьдесят новых острот, чтобы выкрикнуть их, когда Дэвид пробегал мимо нее. Они гонялись друг за другом вокруг бассейна и восторженно боролись под водой; как-то раз они упали в объятия друг друга, но, кроме тайного поцелуя в щеку перед дверью каюты, которую Матильда Джанин делила с Тарой, ни один из них даже не подумал о том, чтобы зайти дальше. Хотя Дэвид имел преимущества благодаря недолгим отношениям с Кэмел, ему и в голову не приходило заняться такими же упражнениями с девушкой столь особенной, как Мэтти.

А вот Шаса не страдал от подобных запретов. Он был куда более опытным в сексе, чем Дэвид, и, как только оправился от первой волны благоговения перед красотой Тары, сразу начал коварную, но решительную атаку на крепость ее невинности. Однако вознаграждение он получил даже меньшее, чем Дэвид.

Понадобилась почти неделя стараний, прежде чем Шаса достиг такой степени сближения, что Тара позволила ему намазать кремом от загара ее спину и плечи. В предрассветные часы, когда свет на танцевальной площадке приглушили для последнего танца под слащаво-романтичную «Пуансиану», она прижалась бархатной щечкой к его щеке, но когда Шаса попытался прижать к себе все ее тело, она допустила это лишь на долю секунды, а потом выгнулась назад; а когда Шаса попытался поцеловать ее у двери каюты, она удержала его, уперев обе руки ему в грудь, и дразняще засмеялась.

– Да эта маленькая ведьма просто-напросто фригидна! – сообщил Шаса своему отражению в зеркале во время бритья. – У нее, наверное, айсберг в трусиках!

Мысль об этой части ее гардероба заставила Шасу содрогнуться от разочарования, и он решил прекратить охоту. Он подумал о пяти или шести других особах на борту, необязательно молодых, которые посматривали на него с откровенным приглашением в глазах.

– Я мог бы заполучить любую из них, вместо того чтобы вздыхать вокруг мисс Жестяные Панталоны…

Но час спустя он уже метал кольца в паре с ней на соревновании двух палуб, или размазывал солнечный крем по безупречной спине дрожащими от желания пальцами, или пытался не отставать от нее в обсуждении плюсов и минусов плана правительства по лишению избирательного права цветного населения.

Шаса с некоторым смущением обнаружил, что Тара Малкомс очень хорошо разбирается в политике, и, хотя между ним и Сантэн уже давно возникло еще нечеткое представление о том, что Шаса однажды займется политикой и войдет в парламент, его интерес к сложным проблемам их страны намного отставал от интереса и понимания Тары. Ее взгляды почти так же тревожили его, как и ее физическая привлекательность.

– Я уверена, как и папа, что, вместо того чтобы отбирать право голоса у тех немногих чернокожих, которые его уже имеют, мы должны дать его им всем.

– Всем! – ужаснулся Шаса. – Ты же это не всерьез, правда?

– Конечно всерьез. Не сразу, но постепенно давать его тем, кто докажет, что верно им воспользуется и со временем сможет участвовать в управлении. Давать право голоса достаточно образованным и ответственным. И за два поколения каждый мужчина и женщина, белые или черные, окажутся в списках.

Шаса содрогнулся при мысли, что его собственное стремление получить место в парламенте такого может не выдержать. Однако это суждение оказалось еще не самым радикальным во взглядах Тары.

– Как мы можем не позволять людям владеть землей в их собственной стране, или продавать свой труд по наилучшей цене, или не позволять иметь выгоду от коллективных договоров?

Профсоюзы были инструментами Ленина и дьявола. Этот факт Шаса впитал с молоком матери.

«Да она большевичка… но черт побери, до чего же прекрасная большевичка!» – подумал он и потянул Тару за руку, заставляя встать и прервать неприятную лекцию.

– Пойдем-ка поплаваем!

«Он просто невежественный фашист», – гневно думала Тара.

Но когда она замечала, как на него смотрят из-под солнечных очков другие женщины, ей хотелось выцарапать им глаза. А ночью в своей постели она думала о прикосновении его рук к своей обнаженной спине и о том, что она ощущала на танцевальной площадке, и краснела в темноте от фантазий, заполнявших ее голову.

«Если я только позволю этому начаться… даже чуть-чуть, я знаю, что не смогу его остановить, я даже не захочу его останавливать…» Тара набиралась мужества. «Держи себя в руках, выгляди отстраненной», – повторяла она, как заклинание против предательских хитростей собственного тела.

По какому-то невероятному совпадению случилось так, что, когда Блэйн Малкомс выгрузил из трюма парохода свой «бентли», рядом с ним очутился «даймлер» Сантэн.

– Мы можем отправиться в Берлин колонной! – воскликнула Сантэн, как будто эта идея только что пришла ей в голову.

Молодежь тут же развеселилась и принялась захватывать места в двух автомобилях. Сантэн и Блэйн, не слишком сопротивляясь, позволили усадить себя в «бентли», а остальные во главе с Шасой собрались следовать за ними в «даймлере».