– Милостивый Боже, Блэйн Малкомс, я и не знала, что вы на борту!
Шаса насмешливо подумал: «Что за игра! Вы дурачили меня и остальных столько лет! Да вы бы заставили кинозвезд Кларка Гейбла и Ингрид Бергман выглядеть парочкой начинающих актеров!»
Но в тот же миг все это перестало иметь значение. Единственное, что осталось важным, так это две девушки, которые вслед за Блэйном подошли к Сантэн.
– Сантэн, я уверен, вы помните моих дочерей. Это Тара, а это Матильда Джанин…
«Тара… – мысленно повторил Шаса. – Тара… какое милое имя».
Это была та самая девушка, которая промелькнула мимо иллюминатора, и она оказалась во сто раз более ошеломительной, чем мог надеяться Шаса.
Тара. Она была высокой, лишь на несколько дюймов меньше его собственных шести футов, и ее ноги напоминали ветви ивы, а талия – тростинку.
Тара. У нее было лицо Мадонны, безмятежный овал, а кожа словно состояла из смеси сливок и цветочных лепестков – цвет, близкий к совершенному, и это лицо обрамляло облако каштановых волос; у девушки был сильный, широкий отцовский рот и живые глаза, похожие на серую сталь и светившиеся умом и решимостью.
Она с должным почтением приветствовала Сантэн, а потом повернулась и посмотрела прямо на Шасу.
– Шаса, ты ведь помнишь Тару? – сказал Блэйн. – Она приезжала в Вельтевреден четыре года назад.
Неужели это было то самое мелкое назойливое насекомое? Шаса уставился на нее… Значит, она – это та, в короткой юбке, с царапинами на костлявых коленках, без конца смущавшая его шумными детскими выходками? Он не мог в такое поверить, у него даже горло сжалось.
– Как приятно видеть вас снова, Тара, после такого долгого перерыва.
«Не забывай, Тара Малкомс, – предупредила она себя. – Держи себя в руках, кажись равнодушной».
Она чуть не содрогнулась от стыда, вспомнив, как она прыгала и вертелась вокруг него, словно щенок, умоляющий, чтобы его погладили. «Какой же глупой я тогда была!»
Но тогда она была настолько сражена, увидев этого юношу, что боль не утихла полностью до сих пор.
Однако Тара сумела изобразить верную степень безразличия, когда проговорила в ответ:
– О, разве мы уже встречались? Должно быть, я забыла, простите меня. – Она протянула руку. – Что ж, приятно снова с вами встретиться… Шаса?
– Да, Шаса, – подтвердил он и взял ее руку, как некий священный талисман.
«Почему же мы с тех пор не виделись? – спросил он себя и тут же нашел ответ: – Так было задумано. Блэйн и матушка постарались, чтобы мы больше не встречались, предполагая, что это помешает их собственным отношениям. Они не хотели, чтобы Тара рассказала обо всем своей матери».
Но он был слишком счастлив, чтобы теперь на них сердиться.
– Вы уже знаете свои места за столом? – спросил он, не отпуская ее руку.
– Папа сидит за капитанским столом. – Тара очаровательно надулась на отца. – А нас бросили в одиночестве.
– Мы могли бы сидеть вчетвером, – быстро предложил Шаса. – Давайте поговорим со старшим стюардом.
Блэйн и Сантэн обменялись облегченным взглядом – все шло именно так, как они и планировали, лишь с одной мелочью, которой они не предвидели.
Матильда Джанин покраснела, обмениваясь рукопожатием с Дэвидом Абрахамсом. Из двух сестер она была гадким утенком, потому что унаследовала не только широкий рот отца, но и его крупный нос и большие уши, а волосы у нее были не золотисто-каштановыми, а почти морковными.
«Но у него тоже большой нос, – с вызовом подумала она, рассматривая Дэвида, а потом ее мысли повернули в новом направлении. – Если Тара скажет ему, что мне всего шестнадцать, я просто умру!»
Это путешествие сопровождалось бурей эмоций, полнилось восторгами и сюрпризами, разочарованиями и болью для всех них. Все четырнадцать дней перехода до Саутгемптона Блэйн и Сантэн почти не видели молодую четверку, встречаясь с ними только за коктейлями у бассейна перед обедом и на обязательных танцах после ужина; Дэвид и Шаса по очереди кружили Сантэн на танцплощадке, а Блэйн танцевал с дочерьми. А молодежь, обменявшись быстрыми взглядами, находила разнообразные предлоги, чтобы сбежать в туристский класс, где шло настоящее веселье, предоставляя Блэйну и Сантэн степенно развлекаться на верхней палубе.
Тара в цельном купальнике цвета лайма являла собой самое восхитительное зрелище, какое только видели глаза Шасы. Ее грудь под обтягивающей тканью напоминала по форме незрелые груши, а когда Тара вышла из бассейна и по ее стройному телу стекала вода, Шаса даже увидел сквозь купальник ямочку ее пупка и твердые мраморные шарики сосков, и ему понадобилась вся сила его воли, чтобы не застонать вслух.
Матильда Джанин и Дэвид обнаружили друг в друге несколько странное и дерзкое чувство юмора и постоянно взрывались хохотом. Матильда Джанин каждое утро вставала в половине пятого, вне зависимости от того, когда отправлялась спать, и шумно ободряла Дэвида, когда тот пробегал по палубе обязательные пятьдесят кругов.
«Он двигается как пантера, – говорила она себе. – Длинная, гладкая и грациозная».