Власть меча

На этот раз все три офицера удалились в другой кабинет и опять унесли с собой паспорт Дэвида. Послышался звук телефонного звонка, потом голос старшего офицера, громкий и подобострастный.

– Что происходит? – Все смотрели на Тару.

– Он разговаривает с кем-то в Берлине, – пояснила Тара. – Объясняет насчет Дэвида.

Односторонний разговор в соседней комнате закончился словами «Jawohl, mein Kapitän»[20], повторенными несколько раз, все громче и громче, затем прозвучало «хайль Гитлер», и телефон снова звякнул.

Три офицера вернулись в пункт пропуска. Розоволицый начальник поставил штамп в паспорт Дэвида и широким жестом вернул документ Дэвиду.

– Добро пожаловать в Третий рейх! – провозгласил он и вскинул правую руку ладонью вперед с возгласом: «Хайль Гитлер!»

Матильда Джанин нервно захихикала:

– Смешно, да?

Блэйн схватил ее за руку и вывел из таможни.

Итак, они въехали в Германию, все молчаливые и подавленные.

Они сняли номера в первой же придорожной гостинице, и Сантэн, вопреки обыкновению, согласилась на них, не проверив постели, санузел и кухню. После ужина никому не хотелось играть в карты или прогуляться по деревне, и все легли спать еще до десяти.

Однако к завтраку настроение у всех улучшилось, и Матильда Джанин рассмешила всех стихотворением, сочиненным ею в честь великих подвигов, которые ее отец, Шаса и Дэвид совершат на предстоящих Олимпийских играх.

Хорошее настроение становилось все лучше в течение дня, когда они беспечно ехали по прекрасной Германии: деревни и замки на холмах словно вставали со страниц сказок Ханса Кристиана Андерсена, темные еловые леса составляли резкий контраст с открытыми лугами, а над бурными реками повисали каменные арки мостов. По дороге они видели группы молодых людей в национальной одежде – юношей в кожаных штанах и суконных шляпах с перьями, девушек в костюмах-дирндль с узким лифом и пышной юбкой. Молодежь махала руками и выкрикивала приветствия, когда два больших автомобиля проносились мимо.

Пообедали они в гостинице, набитой людьми. Там звучали музыка и смех, и им подали бедро дикого кабана с жареной картошкой и яблоками, и они пили мозельское вино со вкусом винограда и солнца в бледной зеленой глубине.

– Все выглядят такими счастливыми и преуспевающими, – заметил Шаса, оглядывая переполненный зал.

– Единственная страна в мире, где нет безработицы и нет бедных, – согласилась Сантэн.

Но Блэйн просто попивал вино и молчал.

В тот день они выехали на северную равнину, приближаясь к Берлину, и Шаса, сидевший за рулем, так резко повернул «даймлер» к обочине, что Дэвид схватился за приборный щиток, а девушки позади испуганно взвизгнули.

Шаса выскочил из машины, не выключая двигателя, и закричал:

– Дэвид! Дэвид! Ты только посмотри на них! Разве это не самое прекрасное, что ты когда-либо видел?

Остальные вылезли из машины следом за ним и уставились в небо. Блэйн остановил «бентли» за «даймлером», и они с Сантэн тоже вышли, чтобы присоединиться к молодежи, прикрывая глаза ладонями от солнца.

Невдалеке от шоссе располагался аэродром. Ангары были выкрашены в серебряный цвет, ветровые конусы размахивали длинными белыми руками на легком ветерке. Три военных самолета разворачивались по солнцу, подлетая к взлетной полосе. Они были обтекаемыми, как акулы, нижняя часть корпуса и нижние крылья имели небесно-голубой цвет, а верхние поверхности были пятнистыми, ради камуфляжа; обтекатели винтов были ярко-желтыми.

– Что это? – громко крикнул Блэйн молодым пилотам, и они одновременно ответили:

– Сто девятые!

– «Мессершмитты»!

Над передними концами крыльев щетинились пулеметы, а над обтекателями винтов злобно смотрели пушки.

– Чего бы я не отдал, чтобы полететь на таком! Что угодно, даже надежду на спасение!

Три самолета перестроились в линию и начали снижаться.

– Говорят, они развивают скорость триста пятьдесят миль в час по прямой…

– О, здорово! Здорово! Взгляните, как они летят!

Девушки, заразившись волнением мужчин, хлопали в ладоши и смеялись, когда боевые машины пронеслись прямо над их головами и коснулись взлетной полосы всего в нескольких сотнях ярдов от них.

– Стоило бы пойти на войну, просто чтобы полетать на чем-то вроде этого! – с восторгом воскликнул Шаса.

Блэйн отвернулся к «бентли», чтобы скрыть внезапно вспыхнувший при этих словах гнев.

Сантэн скользнула на сиденье рядом с ним, и они несколько минут ехали молча, прежде чем она сказала:

– Он иногда так незрел и глуп… прости, Блэйн, я понимаю, как он тебя расстроил.

Блэйн вздохнул:

– Мы были такими же. Мы называли это великой игрой и думали, что взойдем на вершину славы, что война сделает нас мужчинами и героями. Нам ведь никто не рассказывал о распоротых животах, об ужасе и о том, как пахнут мертвецы на пятый день пребывания на солнце…

– Такого больше не случится! – яростно воскликнула Сантэн. – Пожалуйста, пусть этого больше не повторится!