Владукас

А здесь? Встал только один человек — старейшина застолья. Им был мой хозяин Йонас. Он обхватил широкими ладонями пузатую бутыль с самогоном, преподнес ее ко рту, вытащил зубами тряпичную пробку из горлышка, которое при этом издало звук, как елочная хлопушка, и из него потянулся вонючий дымок. После этого хозяин налил стопку только себе и залпом выпил ее, пожелав здоровья лишь одному человеку — сидевшему от него слева, и ему же налил стопку и передал бутыль. Пока Йонас закусывал, сосед точно так же встал из-за стола, налил стопку своему соседу слева и, пожелав ему здоровья, передал бутыль, а свою стопку выпил до дна. Третий гость повторил то же самое точь-в-точь.

Так зеленый змий пошел гулять по кругу от одного к другому, слева направо, как ходит часовая стрелка. Чем дальше он продвигался, тем сильнее веселился, развязывая язык даже у самых молчаливых парней. Дошла очередь до паняли Стефы — и она выпила до донышка под одобрительные возгласы молодежи. Дошла очередь до Юозаса — он тоже осушил свою стопку и налил мне — своему соседу слева. Но ведь я никогда в жизни не пил спиртных напитков. Правда, до войны у меня имелась специальная рюмочка «Ванька-встанька», предназначенная для моих дней рождения и разных торжественных случаев. Эта рюмка называлась так потому, что ее, как не опрокидывай, она все равно вставала в вертикальное положение. Причина заключалась в массивном стеклянном дне, которое по весу перетягивало легкую верхнюю часть.

Отец с серьезным видом наливал мне, как и всем женщинам, из отдельной бутылки «красное вино», а на самом деле газированную водичку, называемую морсом. Но я делал вид, что пью настоящее вино: так же, как взрослые, морщился и занюхивал черным хлебом, чем вызывал за столом общий смех.

В моего «Ваньку-встаньку» вмещалось несколько наперстков газированной воды, а сейчас передо мной стояла граненая стопка самогонного спирта, крепкого и горящего на огне, как керосин. Наверное, и вкус его керосиновый — такой же противный. Недаром же взрослые, когда пьют, жмурятся и морщатся от отвращения. И зачем только они пьют? «Нет, я не стану глотать эту гадость», — решил я и отодвинул от себя стопку своему соседу слева.

Раздались возгласы протеста. Литовцы наперебой стали разъяснять мне, что у них не положено «ломать» урожайный стол: все, кто садится за него, должны выпить свою порцию и налить другому, не задерживаясь. Таков литовский обычай. Кто не умеет пить, тот садится не здесь, а у порога, вместе с бобылями и женщинами.

Аргументы веские. Причем они были высказаны мне, как равному. И все за столом смотрели на меня, как на равного. Одобряюще кивали мне головами, показывая на наполненную стопку.

И тут мое маленькое глупое сердце вдруг раскукарекалось: «Ударить лицом в грязь перед литовцами? Да никогда! Не имею права!.. Только чур! При выпивке буду соблюдать не литовские, а русские обычаи…»

Рассудив так скорее не умом, а сердцем, я смело беру в правую руку граненую стопку и обвожу глазами урожайный стол: соленые огурчики! — поморщился; жареный гусь! — поморщился; кугель с румяной корочкой! — тоже не подойдет — и, наконец, нахожу то, что мне нужно, — обыкновенный черный ситный хлеб, нарезанный ломтями; он сиротливо лежал в глубокой вазе, заставленный различными закусками. Я выбрал самый большой ломоть, смачно понюхал его, крякнул, хакнул и, горделиво запрокинув голову, залпом осушил всю стопку. Раздался гром одобрительных аплодисментов и чей-то изумленный возглас. Очевидно, все-таки никто не ожидал, что русский батрачонок выпьет до дна.

Не успел я сунуть нос в ситный хлеб, как зеленый змий, словно огнем, опалил мое нутро. Перехватил дыхание. Судорогой передернул все мое тело. Я закашлялся: «Какая гадость!.. Какая дрянь!.. Ну и пакость же!.. Хуже керосина!..»

А все вокруг хохотали.

С большим усилием я подавил в себе отвратительные конвульсии, выпрямился, обхватил руками тяжелую бутыль, приподнял и, как положено по-литовскому обычаю, налил полную до краев стопку для своего соседа слева, не расплеснув при этом ни одной капельки.

— Браво, руський!.. Браво! — зычно кричали парни за нашим и соседскими столиками.