Виллет

В ту минуту, когда я посмотрела, озорница крутилась на пятке, пытаясь вырвать ладошку, дергалась из стороны в сторону и вообще всячески демонстрировала нетерпение. Фантастические движения привлекли внимание и показались странно знакомыми. При ближайшем рассмотрении знакомым показался и наряд девочки: шелковое сиреневое платьице, маленькая горжетка из лебяжьего пуха и белая шляпка – сочетание, достойное херувима, но в данном случае характерное для головастика по имени Дезире Бек. Если это была не она, то не кто иной, как бесенок в ее обличье.

Можно было бы сказать, что открытие поразило словно удар молнии, однако гипербола стала бы преждевременной. Прежде чем достичь кульминации, удивление возросло еще на несколько градусов.

Из чьей ладони милая Дезире могла так своевольно вырываться, чью перчатку столь беззаботно трепать, а руку безжалостно дергать? Подол чьего платья она так непочтительно испытывала на прочность? Ответ ясен: терпеть выходки своевольной дочери могла только матушка. Действительно, рядом с девочкой, в индийской шали и светло-зеленой креповой шляпе, стояла сама мадам Бек – как всегда свежая, дородная и жизнерадостная.

Удивительно! Я нисколько не сомневалась, что обе давно спят сном праведниц под защитой священных стен, в глубоком покое рю Фоссет: мадам – в своей постели, а малышка в уютной кроватке. Готова поклясться, что и они не представляли мисс Люси в ином состоянии. И вот в полночь все мы веселимся в залитом праздничными огнями парке!

Поразмыслив, я поняла, что удивляться нечему: вспомнился разговор учительниц, что часто, когда все думают, будто мадам спокойно спит, она уезжает в оперу, в драматический театр или на бал. Директриса вовсе не вела монашескую жизнь и старалась разнообразить существование мирскими удовольствиями.

Вокруг стояли с полдюжины джентльменов, и кое-кого я сразу узнала. Во-первых, брата мадам, месье Виктора Кинта. Другой мужчина – спокойный, молчаливый, с усами и длинными волосами – обладал сходством, которое я не могла заметить без волнения. Несмотря на сдержанность и флегматичность, контраст характеров и особенности внешности, что-то в нем напоминало другое лицо – подвижное, страстное, быстро переходящее от тьмы к свету. Это лицо исчезло из моего мира, ибо я его больше не видела, но именно в его тени и сиянии прошли лучшие весенние часы моей жизни. В этом лице я часто замечала признаки таланта, а порой и черты гениальности. Не могу сказать, почему несомненный огонь так и не воссиял во всем величии. Да, Жозеф Эммануэль – а это был, конечно же, он – напомнил мне своего страстного брата.

Помимо месье Виктора и месье Жозефа я узнала и еще одного господина, скромно стоявшего в тени, за спинами других джентльменов. Сутулость, костюм и почти лысая голова не оставляли сомнений: это отец Силас. Не думайте, читатель, что присутствие на празднике священника неуместно: торжество задумывалось не как ярмарка тщеславия, а как день поминовения погибших патриотов. Церковь демонстративно покровительствовала чествованию, и той ночью по парку разгуливало множество представителей духовенства.

Отец Силас заботливо склонился над скамейкой и сидевшим на ней существом – бесформенным и все же величественным. Можно было рассмотреть контуры лица и даже черты – до такой степени неживые и так странно расположенные, словно их отделили от тела и бросили на кучу богатых одежд и украшений. Лучи далеких фонарей отражались в драгоценных камнях, сверкали в широких кольцах. Ни сдержанный свет луны, ни яркие отблески факелов не могли затмить великолепия тканей. Ах, мадам Вальравен! В эту ночь вы больше, чем обычно, походили на ведьму. Вскоре почтенная леди доказала, что она вовсе не труп и не призрак: рассерженная громким требованием Дезире подойти к киоску и купить конфет, горбунья внезапно огрела девочку тростью с золотым набалдашником.

Итак, здесь собрались все: мадам Вальравен, мадам Бек, отец Силас – тайное сообщество в полном составе. Увидев их вместе, я многое поняла. Не могу сказать, что почувствовала себя слабой, растерянной или испуганной. Их было больше, они были сильнее. И все-таки, пусть и побежденная, я оставалась живой.

Глава XXXIX Старые и новые знакомые

Зачарованная трехголовым чудовищем, я стояла, не в силах пошевелиться и уйти. Ноги словно прилипли к земле. Плотные кроны деревьев дарили густую тень, а ночь нашептывала обещание защиты. Услужливый фонарь послал единственный луч, чтобы показать темную скамью в укромном уголке, где можно было присесть, и тут же погас. Позвольте, читатель, коротко изложить все, что в течение двух мрачных недель я молча выведывала у слухов и сплетен относительно причины и цели отъезда месье Эммануэля. История коротка и стара как мир. Ее альфа – богатство, а омега – корысть.