Я знала маршрут, однако постоянно отвлекалась: интересные виды, необычные звуки манили заглянуть в одну аллею, пройти в другую. Я уже увидела обрамляющие фонтан высокие деревья, когда справа донесся звук настолько прекрасный, что показалось, будто улыбнулись небеса. Эта музыка могла парить над долиной Вифлеема в святую ночь.
Песня возникла вдали, стремительно понеслась на широких крыльях, и воздух наполнился гармониями неслыханной мощи: если бы я не прислонилась к дереву, то, наверное, упала бы. Звучали бесчисленные голоса и инструменты, среди которых не составило труда узнать охотничий рог, горн и трубу. Морские волны объединились в едином дыхании.
Прибой подступил совсем близко и откатился, а я пошла следом. Звуки привели к зданию в византийском стиле – подобию павильона в центре парка, вокруг которого ради импровизированного концерта собралась многотысячная толпа. Я услышала старинную охотничью песню, а ночь, окружение и собственное настроение усилили звук и его воздействие.
В причудливом свете собравшиеся дамы выглядели особенно красивыми: некоторые платья привлекали взгляд прозрачной легкостью, другие отражали сияние атласным блеском. Трепетали цветы и светлые кудри, а вуали на шляпах развевались в дрожавшем от могучей песни воздухе. Дамы занимали легкие парковые стулья, а за их спинами и рядом стояли джентльмены. Внешняя часть толпы состояла из горожан, крестьян и полицейских.
Я встала с краю и с радостью почувствовала себя молчаливой, неизвестной и, следовательно, никому не интересной соседкой короткой юбки и деревянных башмаков, издали наблюдающей за шелковыми платьями, бархатными плащами и шляпами с плюмажем. Мне нравилось находиться в гуще радостного оживления и в то же время оставаться в полном одиночестве. Не имея ни желания, ни сил пробиваться сквозь плотную людскую массу, я предпочла стоять в сторонке, откуда все было слышно, но почти ничего не видно.
– Мадемуазель выбрала плохое место, – послышался незнакомый мужской голос.
Кто это осмелился обратиться ко мне, не расположенной к общению? Я обернулась: скорее для того, чтобы оттолкнуть, чем ответить, и увидела бюргера, на первый взгляд совершенно незнакомого, но уже в следующий момент оказавшегося торговцем, который исправно снабжал школу книгами и канцелярскими принадлежностями. Человек этот славился чрезвычайной резкостью и раздражительностью даже в обращении с нами – постоянными покупательницами, но я испытывала к нему симпатию и всегда находила вежливым, а порой и добрым. Однажды он даже помог мне в сложном подсчете иностранных денег и сделал скидку. Месье Мире был умным и честным купцом, а под суровой внешностью скрывалась добрая душа, и некоторыми чертами характера он напоминал месье Эммануэля (которого хорошо знал: я часто видела, как профессор у его прилавка просматривал новейшие публикации). Возможно, моя симпатия объяснялась именно этим сходством.
Странно, что месье Мире узнал меня под опущенными полями соломенной шляпы и плотно запахнутой шалью, взял за руку, и несмотря на возражения, провел сквозь толпу в более удобное место. Когда он принес откуда-то стул, я в очередной раз убедилась, что самые своенравные люди далеко не всегда оказываются худшими представителями рода человеческого, а скромное социальное положение вовсе не влечет за собой бедность чувств. Великодушный торговец не увидел в моем одиночестве ничего предосудительного, а лишь счел необходимым проявить сдержанное, но полезное внимание. Обеспечив меня доступным комфортом, он тут же исчез без единого лишнего вопроса, бестактного или двусмысленного замечания. Ничего удивительного, что профессор Эммануэль любил посидеть с сигарой в магазине месье Мире: эти два господина прекрасно подходили друг другу.
Уже через пять минут я обнаружила, что случай и заботливый бюргер снова предоставили возможность наблюдать за знакомой группой: непосредственно передо мной расположились Бреттоны и Бассомпьеры. На расстоянии вытянутой руки – если бы я пожелала ее вытянуть – сидела королева фей в белоснежном, украшенном лилиями наряде. Крестная матушка тоже оказалась так близко, что если бы я наклонилась, то дыхание пошевелило бы ленту на шляпе. Столь близкое соседство чрезвычайно меня смутило: только что узнанная малознакомым человеком, за спиной друзей я почувствовала себя крайне неуверенно.
Внезапно миссис Бреттон повернулась к мистеру Хоуму и тоном благожелательного воспоминания произнесла:
– Интересно, что сказала бы обо всем этом моя серьезная маленькая Люси? Как жаль, что мы не взяли ее с собой. Ей бы здесь очень понравилось.
– Непременно понравилось бы, хотя не так, как всем остальным, а в присущей ей особой манере. Я тоже жалею, что не пригласил мисс Сноу на праздник, – согласился добрый джентльмен и добавил: – Так не хватает ее спокойного одобрения.