Виллет

– И сумела оценить, потому что сама обладает этим качеством. Но, Люси, отдайте письмо: ведь вы им не дорожите.

На эти провокационные слова я не ответила. Когда Грэхем пребывал в игривом настроении, доверять ему безгранично не стоило. В эту минуту на его губах появилась новая улыбка: очень уж сладенькая – и почему-то меня расстроила. Новый свет блеснул и в глазах: не враждебный, но и не обнадеживающий. Я встала, чтобы уйти, и с легкой грустью пожелала ему доброй ночи.

Чуткая натура, обладавшая способностью предугадывать и распознавать любое душевное движение, сразу уловила невысказанную жалобу, едва обдуманный упрек. Он спросил, не обидел ли меня, и я молча покачала головой.

– Тогда позвольте, прежде чем уйдете, немного поговорить серьезно. Сейчас вы находитесь в крайне нервозном состоянии. Хоть и стараетесь держаться спокойно, по внешнему виду и манерам понятно, что, оказавшись вечером на этом отвратительном чердаке – в настоящей темнице под крышей, пропахшей сыростью и плесенью, чреватой катаром и чахоткой, там, куда вообще не следовало заходить, – вы увидели (или подумали, что увидели) нечто, специально призванное поразить воображение. Знаю, что вы не подвержены и никогда не были подвержены материальным страхам: не боялись воров, разбойников и так далее, – но вовсе не уверен, что видение призрачного свойства не потрясет ваше сознание. Не волнуйтесь. Ясно, что вопрос лишь в нервах. Просто опишите, что именно видели.

– Никому не расскажете?

– Никому, уверяю вас. Можете довериться мне точно так же, как когда-то отцу Силасу. Я, как доктор, возможно, более надежный исповедник – просто еще не успел поседеть.

– И не станете смеяться?

– Если только чуть-чуть, ради вашего блага, но без тени презрения. Люси, я искренний друг, хотя ваша робкая натура боится в это поверить.

Сейчас он действительно казался другом: неописуемый блеск глаз и опасная улыбка исчезли. Прекрасные линии губ, носа, лба выражали сочувствие. Поза стала спокойной, а взгляд – внимательным. Проникшись доверием, я рассказала обо всем, что видела. Легенду о молодой монахине доктор Джон уже знал: некоторое время назад, когда мягким октябрьским днем мы с ним ехали по Буа л'Этанг, я поведала печальную историю.

Сейчас, выслушав меня, он глубоко задумался, и в это время послышались шаги: все спускались вниз.

– Сейчас явятся сюда? – спросил Джон, с раздражением взглянув на дверь.

– Нет, этого не произойдет, – ответила я, потому что мы сидели с маленькой гостиной, где мадам никогда не проводила время (печка топилась здесь по чистой случайности).

Компания действительно прошла мимо и направилась в столовую.

– Итак, – заключил доктор Джон, – неминуемо пойдут разговоры о ворах и прочей ерунде. Пусть говорят что угодно. Не возражайте и больше никому ничего не рассказывайте. Монахиня может снова вам явиться: не пугайтесь.

– Значит, считаете, что она вышла из моего сознания, потом снова там спряталась и может материализоваться в любой день и час, когда я совсем ее не жду? – спросила я с тайным ужасом.

– Думаю, что это случай призрачной иллюзии – следствие долговременного конфликта сознания.

– О, доктор Джон! Слишком страшно думать о подверженности подобной иллюзии! Все казалось таким реальным! Неужели нет лечения, профилактики?

– Лечение заключается в счастье, а лучшая профилактика – это жизнерадостность. Выращивайте в себе и то и другое.

Ни одна насмешка в мире не прозвучала бы для меня столь жестоко, как совет выращивать счастье. Что может означать подобная рекомендация?

Счастье не картошка, чтобы посадить его в рыхлую землю и удобрить навозом. Счастье – это благодать, ниспосланная с небес, освежающая душу божественная роса, летним утром капающая с цветов амаранта, с золотых райских фруктов.

– Выращивать счастье! – повторила я. – Вы выращиваете счастье? Но как?

– Я по природе жизнерадостный парень. К тому же неприятности никогда меня не преследовали. Однажды судьба нанесла нам с матушкой удар, но мы не сдались: рассмеялись в ответ, и зло отступило.

– Во всем этом культивация никакой роли не играет.

– Я не поддаюсь меланхолии.

– Поддаетесь. Видела вас во власти этого чувства.

– Имеете в виду Джиневру Фэншо?

– Разве иногда она не заставляла вас страдать?

– Вот еще! Что за ерунда! Сами видите, что я прекрасно себя чувствую.

Если сияющие живым светом смеющиеся глаза, веселое лицо и здоровая энергия могли свидетельствовать о прекрасном самочувствии, то доктор Джон и вправду чувствовал себя прекрасно.

– Да, вы действительно не выглядите очень разочарованным или крайне расстроенным, – подтвердила я.

– Но почему же, Люси, вы не можете выглядеть и чувствовать себя так же, как я: бодрой, храброй и готовой противостоять всем монахиням и кокеткам христианского мира? Немедленно заплатил бы золотом за то, чтобы увидеть, как вы щелкнете пальцами. Попробуйте!

– А если бы я вдруг привела сюда мисс Фэншо?

– Клянусь, Люси, она бы нисколько меня не тронула. Точнее, смогла бы тронуть лишь одним: глубокой, страстной любовью. Такова стоимость прощения.