Виллет

Мы с трудом добрались до своих мест; началась лотерея, а вместе с ней возникла сумятица. Толпа заблокировала подобие коридора, по которому нам предстояло пройти, и пришлось остановиться. Вдруг мне показалось, что кто-то произнес мое имя. Оглянувшись, я увидела рядом вездесущего, неотвратимого месье Поля. Он смотрел мрачно и сосредоточенно: не столько на меня, сколько на розовое платье, – и во взгляде застыл сардонический комментарий. Надо заметить, что профессор имел обыкновение подвергать критике наряды учительниц и учениц пансионата мадам Бек, и эту его привычку если не все, то по крайней мере некоторые считали оскорбительной. До сих пор я была избавлена от нападок просто потому, что серые, унылые повседневные платья не привлекали внимания. Сегодня я не желала пасть жертвой агрессии, и вместо того чтобы встретить нападение, предпочла игнорировать присутствие противника, для чего намеренно повернулась к рукаву доктора Джона. Рукав этот показался куда более симпатичным, приятным, добродушным и дружелюбным, чем непривлекательная внешность маленького смуглого профессора. Доктор Джон неосознанно одобрил мое предпочтение, посмотрев сверху вниз, и произнес своим добрым голосом:

– Да, держитесь поближе, Люси: эта толпа бюргеров не готова проявить уважение.

Однако твердости характера мне не хватило. Поддавшись неведомому воздействию – возможно, гипнотическому, – но явно недоброму, нервирующему, непреодолимому, я все-таки обернулась, чтобы посмотреть, не ушел ли месье Поль. Нет, он продолжал стоять на том же месте – неподвижно, но с иным выражением лица, словно проникнув в мои мысли, прочитал стремление избежать встречи. Насмешливый, но все-таки добродушный взгляд сменился хмурым прищуром, а когда я поклонилась в надежде на примирение, то в ответ получила лишь едва заметный, леденяще суровый кивок.

– Кого вы так рассердили, Люси? – с улыбкой прошептал доктор Джон. – Кто этот свирепый друг?

– Один из профессоров пансионата мадам Бек, причем крайне строгий.

– Сейчас он действительно выглядит устрашающе. Что такое вы с ним сделали? Что все это значит? Ах, Люси, Люси! Умоляю, объясните!

– Уверяю вас, никакой тайны нет. Месье Эммануэль чрезвычайно требователен. А поскольку, вместо того чтобы поклониться и сделать книксен, я уставилась на ваш рукав, он решил, что недополучил свою долю уважения.

– Этот маленький… – начал доктор Джон, однако договорить не смог, так как в этот момент меня едва не смяла толпа.

Месье Поль грубо двинулся вперед и начал с такой бесцеремонностью расчищать себе путь локтями, что в итоге образовалась настоящая давка.

– По-моему, он один из тех бесцеремонных персонажей, кого сам бы назвал злодеями, – заметил доктор Бреттон.

Я тоже так думала.

Медленно, с большим трудом мы добрались до наших кресел. Веселый, занимательный процесс вытягивания билетов продолжался около часа, а потом настал кульминационный момент: каждый поворот колеса рождал всеобщую надежду и всеобщее волнение. Номера вытаскивали две девочки пяти и шести лет, а затем во всеуслышание объявлялись призы – многочисленные, однако незначительные по ценности. Мы с доктором Джоном тоже получили трофеи. Мне достался портсигар, а ему – дамский головной убор: чрезвычайно легкомысленный, голубой с серебром тюрбан с напоминающим снежное облако пучком перьев. Грэхем упорно убеждал обменяться, но я отказалась наотрез и по сей день храню свое сокровище. Глядя на милую вещицу, вспоминаю прежние времена и тот счастливый вечер.

Что же касается доктора Джона, то он двумя пальцами держал тюрбан на расстоянии вытянутой руки, разглядывая с вызывающим неудержимый смех почтительным недоумением. Закончив изучение, собрался положить хрупкое украшение на пол, между ног, очевидно, не представляя, что с ним делать дальше. Если бы матушка не пришла на помощь, скорее всего, просто сунул бы под мышку, как складной цилиндр. К счастью, миссис Бреттон вернула головной убор в шляпную коробку, откуда тот и явился.

Весь вечер Грэхем держался жизнерадостно, причем настроение это казалось вполне естественным. Его поведение и внешность описать нелегко: было в них что-то особое и по-своему оригинальное. Я прочитала необыкновенное владение страстями и глубину здоровой силы, способной без видимого усилия задушить змею разочарования и вытащить ее ядовитый зуб. Манеры его напомнили мне качества, замеченные во время профессиональных визитов в бедные кварталы. Там он тоже выглядел одновременно решительным, терпеливым и добрым. Разве можно было не проникнуться симпатией к этому благородному человеку? Он не проявлял слабости, заставлявшей думать о необходимости поддержки. От него не исходило пугающего и подавляющего раздражения. С губ не срывались ядовитые, до костей прожигающие слова. Глаза не метали вонзавшихся прямо в сердце угрюмых стрел с холодными ржавыми наконечниками. Рядом с доктором Бреттоном царило безмятежное спокойствие, вокруг него светило ласковое солнце.