И все же он не простил и не забыл мисс Фэншо. Сомневаюсь, что, разгневавшись, он легко смягчался, а охладев, мог когда-нибудь снова воспылать любовью. Он смотрел на нее не однажды, причем не тайно и робко, а открыто и твердо. Полковник Амаль не отходил, миссис Чолмондейли сидела рядом, и все трое были целиком погружены в веселую беседу и возбужденное предвкушение, охватившее алую ложу ничуть не меньше, чем плебейские части зала. В разгар особенно горячего спора Джиневра раз-другой подняла руку настолько высоко, что на запястье блеснул драгоценный браслет. Я заметила, как его сияние отразилось в глазах Грэхема презрительными, гневными искрами.
– Пожалуй, следует возложить тюрбан на обычный алтарь приношений, – рассмеялся доктор. – Там, во всяком случае, он точно встретит одобрение: ни одна гризетка не обладает более развитым инстинктом приобретения. Странно! Насколько мне известно, мисс Фэншо выросла в хорошей семье.
– Да, но вы незнакомы с ее образованием, – возразила я. – Всю жизнь скитаясь из одной школы в другую, молодая леди может по праву продлить перечень своих недостатков невежеством. К тому же с ее слов мне известно, что и отец, и мать воспитывались точно так же.
– Всегда считал, что серьезным состоянием она не владеет, и мысль меня радовала.
– Джиневра призналась, что семья ее бедна. Она всегда говорит правду: никогда не врет, как это принято у иностранок. У них много детей, однако положение и связи, по мнению родителей, требуют показного благополучия. Острая нехватка средств вкупе с природным легкомыслием породила крайнюю неразборчивость в способах достижения желанной видимости. Таково положение дел, и это единственное, что Джиневра видела с первых дней жизни.
– Вполне верю. Я очень надеялся внушить ей более благородное отношение к материальной стороне существования, но теперь, если честно, Люси, глядя на нее и Амаля, испытываю совершенно новое чувство. Впервые оно возникло еще до того, как я заметил пренебрежение по отношению к матушке: увидел, как, едва войдя в ложу, эти двое посмотрели друг на друга, и откровенный смысл многозначительного взгляда от меня не утаился.
– О чем вы? Это всего лишь флирт, и не больше!
– Что флирт! Он мог означать девичий каприз, желание подразнить истинного поклонника! Я говорю вовсе не о флирте: молчаливый обмен взглядами означал глубокое тайное взаимопонимание и вовсе не был ни девичьим, ни невинным. Ни одна женщина – даже прекрасная, словно Афродита, но способная послать или принять подобный знак, – не сможет стать моей женой. Скорее женюсь на пейзанке в короткой юбке, деревянных башмаках и высоком чепце, чтобы быть уверенным в ее честности.
Я не смогла сдержать улыбки, не сомневаясь, что он преувеличивает порок. Несмотря на легкомыслие, Джиневра оставалась достаточно честной, о чем я и сказала. Доктор Бреттон покачал головой и заявил, что не смог бы довериться такой, как она.
– И все же это единственное, в чем можно целиком и полностью на нее положиться. Джиневра будет беззастенчиво опустошать бумажник мужа и покушаться на его состояние, безрассудно испытывать его терпение и нервы, однако я почти уверена, что ни разу в жизни не посягнет на его честь и никому не позволит это сделать.
– Становитесь преданным адвокатом. Хотите, чтобы я вернулся к прежним цепям?
– Нет. Рада видеть вас на свободе и надеюсь, что сохраните независимость надолго, но все же оставайтесь справедливым.
– И так уж справедлив, как Радамант[187], Люси, однако, охладев и отстранившись, не могу не судить строго. Но смотрите: король и королева встают. Мне нравится ее величество: очень милая и скромная леди. Мама тоже заметно устала. Если задержимся дольше, не довезем старушку домой.
– Я устала, Джон? – воскликнула миссис Бреттон живым и бодрым голосом. – Готова пересидеть тебя. Пусть нас оставят здесь до утра, и тогда посмотрим, кто на рассвете покажется более утомленным.
– Что-то не хочется проводить эксперимент. Честно говоря, мама, вы самое стойкое из вечнозеленых растений и самая свежая из матрон. В таком случае придется сослаться на слабые нервы и хрупкую конституцию вашего сына и на этом основании просить скорейшего возвращения домой.
– Лентяй! Не иначе как мечтаешь добраться до постели. И все же придется с тобой согласиться. Люси тоже выглядит совершенно измученной. Стыдись, Люси! В твоем возрасте меня не заставила бы побледнеть даже целая неделя вечерних выездов. Как знаете, молодые люди: можете сколько угодно смеяться над старушкой, но я все равно заберу коробку с тюрбаном.