Виланд

Что ж, судя по всему, скрыть от народа реальную судьбу нашей Шестой армии и Африканского корпуса Геббельсу, несмотря на все усилия, так и не удалось. Слухи полнили улицы, неслись от лавки к лавке, от дома к дому, от семьи к семье, которая, возможно, и так уже была в курсе не по слухам, а по похоронному извещению.

Многие считали, что наши парни изначально были обречены в Сталинграде, что, в общем-то, было недалеко от истины, учитывая приказы, которые летели в сторону Волги. В конце ноября фюрер перекинул на помощь Шестой армии Манштейна с Ленинградского фронта. Тот отчаянно умолял Гитлера позволить Паулюсу прорываться им навстречу. Тогда у Паулюса оставался шанс вырваться и спасти остатки армии. Но никакие мольбы не помогли, фюрер запретил отход от проклятой Волги. Манштейну пришлось в одиночку прорывать кольцо русского окружения. Каким-то чудом он даже продвинулся, его формирования были всего в пятидесяти километрах, и наши в Сталинграде уже даже видели их сигнальные огни и уверовали в свое спасение. Им нужно было всего лишь сделать рывок навстречу! Соединившись, две наши армии могли отойти, и двести тысяч солдат были бы спасены! Но очередной прорыв русских заставил Манштейна спешно отступить, и армия Паулюса осталась одна в сталинградском котле. Больше ни один самолет до них не добрался, ни с едой, ни с лекарствами, все аэродромы они потеряли… В управлении рассказывали, что итальянцы в панике разбежались, румынская Третья попросту развалилась.

– Дал же бог союзников, черт бы их побрал, – качал головой какой-то сотрудник в курилке.

– Там был мой брат… Гореть им в аду, ублюдкам поганым.

– Уймись. Война. Везде кто-то был.

– Чертова авантюра! Пытаться завоевать эту страну с запада – это безумие. Никому это еще не удавалось.

– Поначалу безумием-то не выглядело. Другие ломались и от меньших ударов, а эти… После того как мы их смяли в первое лето, разве ж можно было собраться…

Я вспомнил, как после того самого лета доказывал отцу, что победа фактически у нас в руках. И это не было самонадеянностью или легкомыслием, – после такого наступления никто не смог бы собраться и дать отпор! Немыслимо! Но русские… Отец… отец… был прав, черт бы его побрал! Мне вдруг стало смешно. И я расхохотался. Оба сотрудника удивленно посмотрели на меня. Ничего не сказав, я вышел из курилки и пошел в свой кабинет. Мне хотелось накрыться ворохом бумажного хлама на своем столе и больше не знать, что происходит вокруг. Но скрыться от этих разговоров было невозможно.

– Это черт знает что! Только что Би-би-си объявила, что Италия подписала перемирие с союзниками. Их войска уже используют южную оконечность сапога как плацдарм для высадки! Вы понимаете, что сейчас творится в умах немцев? Главный союзник предал их… нас! Если еще и оставались те, кто верил Геббельсу, то теперь даже дети не станут его слушать. Он втюхивал им про плохое здоровье дуче, а тут бодрый английский голос сообщает, что Муссолини арестован в результате переворота, а фашистский режим в Италии пал уже больше месяца назад!

– Макарони никогда не были искренни в дружбе с нами.

– Мне кажется, они никогда не были искренни и в дружбе с фашизмом. Так, временно примирились с ним и пережидали, потому что слишком ленивы, чтобы разворотить к чертям все сразу.

– Итальянцы… неожиданно, однако.

– Да черт бы с ними! Слышали? Геринг окончательно отлетел от реальности. Говорят, он уже совершенно не понимает, что происходит с его драгоценными люфтваффе, но часами рассказывает о своих коллекционных игрушечных паровозах с благостным видом.

– И это в то время, как английские и американские бомбардировщики бреют наши города под корень. В Киле уничтожен весь флот, в Дортмунде за одну ночь были разрушены все дома, к утру не осталось ни одной постройки, пригодной для жилья. Почти сто тысяч человек без крыши над головой остались, и это те, кому посчастливилось выжить. Хотя теперь и не знаю, считается ли в их случае выживание счастьем… Им некуда приткнуться, уничтожено все, абсолютно все! В Гамбурге тьма бомбардировщиков оставила без крова почти миллион немцев. Эти бездомные теперь толпами бродят среди руин, выковыривая из-под них остатки еды и хоть какую-то одежду. Эти проблемы уже не решить. Откуда сейчас у рейха силы, чтобы эвакуировать почти миллион человек? Расселить их и обеспечить едой и лекарствами, не говоря уже об одежде? Они предоставлены сами себе. Им уже, судя по всему, все равно, чем война кончится. Только бы кончилась.

Новости, сплетни, потаенные страхи – все, чем оставалось жить замершему в ожидании развязки народу. Калейдоскоп разных мнений и прогнозов продолжал крутиться, рисуя невероятные узоры действительности, в которой все мы оказались. В Мюнхене студенты даже в открытую вышли на антинацистскую демонстрацию. Весь город осыпали листовками с призывами к восстанию. Судя по всему, их не пугали ни аресты, ни подвалы гестапо. Они громко требовали прекратить преследование евреев и угнетение церкви и вернуть юридическую систему без контроля нацистской партии.