Виланд

– Как бы то ни было, после войны рейхсфюреру придется немало потрудиться. Когда для Германии все завершится, в нашем хозяйстве только начнется самое горячее время.

Слухи о планах Гиммлера на восточные территории уже давно не были секретом.

– Все это удивительно, учитывая, что я слышал об отце рейхсфюрера.

– Чистая правда, – совершенно серьезно кивнул Зоммер, – родитель Гиммлера действительно в свое время путешествовал по России, говорят, на санях добрался аж до Новой Земли. Он был под впечатлением от ее просторов и в школе даже убеждал своих учеников, что Россию невозможно завоевать с запада. Занятно выходит, не правда ли? А у его сына уже есть подробнейшее техническое задание на послевоенную реконструкцию тех пространств. Между нами говоря, по приблизительным подсчетам, стоимость работ составит не менее тринадцати миллиардов марок.

Я изумленно уставился на Зоммера. Названная сумма ошеломила меня.

– Но это же сумасшедшие деньги, – тихо вымолвил я, – и их планируется вложить в пространства русских?

– Наши пространства, – тут же поправил Зоммер, – к тому времени они окончательно станут нашими. Я вам больше скажу, это еще минимальная сумма – согласно проекту Поля, бо́льшая часть строительных работ будет выполнена заключенными лагерей. Боюсь даже представить, какова могла бы быть сумма, если бы в план не были заложены бесплатные рабочие руки.

Озвученные цифры никак не укладывались в моей голове, равно как и тот факт, что они должны были пойти на освоение земель, которые с самого раннего детства воспринимались мною землями чужими и непригодными для какого бы то ни было благополучия. Между тем Зоммер продолжил:

– И этот многомиллиардный молох реконструкции коснется не только железа и асфальта, но всех сфер восточной жизни вплоть до… да вот хотя бы до судопроизводства. Да, даже порядок судопроизводства для них должен быть отдельным. Невооруженным глазом видно, насколько они отличаются в своих поступках и мышлении от людей немецкой национальности. По моему мнению, при рассмотрении любого преступления, и уголовного в том числе, судья обязан учитывать личность обвиняемого и преступление негерманца оценивать не по юридическим нормам, а с точки зрения необходимости полицейского подавления этого опасного элемента.

– Однако на все области мы распространяем единый закон…

Зоммер не дал мне договорить:

– Да, но реалии будут таковы, что единственно верным станет тот подход, который я озвучил. Только он ведет к порядку.

– Иными словами, в губернаторстве наше право будет заключаться в силе, а не в юридических законах?

Зоммер внимательно посмотрел на меня, очевидно, силясь понять, какой смысл я вложил в эту фразу, но я произнес ее совершенно безэмоционально, исключительно констатируя.

– Да, фон Тилл, право сейчас в силе. Времена, когда их жизнь определялась общими законами, прошли.

После того как Зоммер ушел, я еще долго смотрел в окно на февральскую серость, кое-где подкрашенную редким сыпучим снегом, и думал о папаше, которого с нами больше не было. На душе было тоскливо.

Вскоре тоскливые февральские пейзажи сменились на такие же унылые и выцветшие мартовские, и лишь ближе к середине апреля вид за окном подкрасился редкими яркими мазками. Впрочем, ни последовавшее за этим майское цветение, ни летнее зеленое буйство не могли разогнать душевную тоску и тревогу, ставшие моими неизменными спутниками и окончательно разладившие пищеварение.

Однажды вечером за ужином в ресторане, где собирался весь офицерский цвет нашего управления, я узнал очередные скверные новости, на сей раз из Италии.

– Все, finita la commedia![141] На итальянцев можно не рассчитывать. Только что узнал последние сплетни из Рима: Муссолини низложен, никто из его сторонников и пикнуть не успел, как дуче под ручки вывели из приемной короля и отправили за решетку. Фашистская партия распущена! Всех антифашистов выпускают из тюрем. Уверен, не сегодня завтра Италия объявит о выходе из войны. В ставке Гитлера все в глубоком шоке, Геббельс думает, как преподнести эту новость народу.

– Почему бы не попробовать для разнообразия правду? – с усмешкой произнес какой-то подвыпивший гауптштурмфюрер.

– Правду? Боюсь, даже если бы в правде заключался залог его благополучия, Геббельс все равно по привычке солгал бы. Доктор либо отрицает правду, либо говорит ложь.