Via Combusta

Чтобы ещё больше настроиться, Роман достал из портфеля небольшую обувную губку, зажал портфель в подмышку, наклонился и в полуприсяде стал отчищать кожаную поверхность ботинок от налипшей грязи. Тщательно обойдясь с первым ботинком, он было принялся за второй, как тут чуть не покатился со ступенек от неожиданного толчка. Опорная нога поскользнулась, и он жёстко приземлился на колено, балансируя на лестнице в кривом шпагате, а кожаный портфель продолжил движение по инерции, скользя по ступеням в направлении нижней лужи. Не замечая никого и ничего вокруг, из больничного корпуса пулей вылетела растрёпанная девушка, в больничных бахилах и нараспашку. Тушь стекала с её ресниц двумя чёрными водопадами, а рот был закрыт дрожащей ладонью с растопыренными бледными пальчиками. Не обратив никакого внимания на Романа, девушка, скользя на ступенях, прыгнула с брызгами в нижний слякотный резервуар, обдав волной портфель оперативника, и понеслась в ту сторону, откуда он только что пришёл. Стало окончательно ясно, что визит сюда для следователя будет не просто тяжёлым. Он даже успел пожалеть, что не курит.

Проходя по этим длинным безмолвным коридорам и поднимаясь по таким же пустынным лестничным пролётам, Роман испытывал благоговение перед каждым встречным медицинским сотрудником. Подсознательный, глубокий страх съёжил всё естество оперативника до размеров маленького мальчика, которого доктора ведут в больничной пижаме на обследование и уколы. В этом детском нахлынувшем воспоминании сквозило отчаяние и безысходность, которую навсегда фотографирует в своей памяти любой ребёнок, которому хоть раз довелось испытать подобное и прочувствовать, что тебя ведут делать очень и очень больно, и никто тебе помочь ни чем не может. Роман словно затих внутри себя и затаился. Вышагивая по коридорам, он наблюдал, как проносятся навстречу больничные каталки с подозрительно грязным багровым постельным бельём и тачки с грохочущими и звенящими на весь пролёт пузырьками и металлическими поддонами, набитыми использованными кровоостанавливающими средствами со вскрытыми ампулами. По коридорам, тихо, словно в трансе, передвигались немногие маленькие ходящие пациенты в сопровождении таких же потерянных родителей.

Хоть Роман и гнал от себя эти мысли изо всех сил, но всё равно никак не мог от них отделаться. Перед его глазами по коридору так же мрачно прошёл он сам, маленьким мальчиком, на полусогнутых ногах и с такими же полусогнутыми ручками. Прошёл он так, молча роняя слёзы на пол, потому что под коленями и в локтевых сгибах у этого мальчишки не было живого места от возрастного диатеза, и коричневая запёкшаяся корка мешала распрямить конечности, шагая ровно. Роман очень хорошо помнил, как горячий гной и кровь текли струйками из-под растрескавшихся при ходьбе болячек по его тоненьким ножкам, скрытым больничной пижамой с маленькими голубыми мишками, пропитавшимися всем этим и побагровевшими. Он, вдруг, снова почувствовал это чувство полного отрешения и опущенных рук, когда ты идёшь, превознемогая дикую режущую боль от каждого шага.

В руках Ромы белый пластиковый лоток с восемью узкими стеклянными пробирками. Изо рта мальчика торчит малиновая резиновая трубка-кишка, одним концом царапая металлическим набалдашником желчный пузырь, а другим упираясь в пробирку, которая постепенно наполняется желтовато-зелёной вязкой желчью. Ходить надо медленно, плавно, на что постоянно обращает внимание постовая сестра, не особо заботясь, что мальчика мучает рвотный рефлекс на каждом проклятом шагу. Если напрячь мышцы живота, то тогда вязкая жидкость начинает течь по кишке быстрее, наполняя одну пробирку за другой. Очень хочется, чтобы этот ад поскорее закончился, поэтому пресс напрягается сильнее и сильнее, а в пробирке появляются хлопья крови.

Мальчик идёт и радуется, что ещё вот-вот и последняя пробирка будет наполнена, совершенно не зная, что эти вкрапления крови потом натолкнут докторов на мысль о неудачном результате зондирования и решении о повторном. Всего этого мальчик пока не знает и бредёт по коридору с наполненными пробирками в направлении процедурного кабинета, где ему снова будут делать очень больно: что-то отколупывать, вскрывать, вычищать, обеззараживать спиртосодержащими жидкостями по практически живому мясу, а потом колоть. Колоть больно, настолько больно, что уколотую ягодицу будет бить судорога и отнимется нога, которой теперь надо собраться и проделать обратный путь до палаты, чтобы успеть на занятия в больничном классе.

Не было слов, чтобы передать смятение, охватившее молодого мужчину на первых минутах пребывания в больничном корпусе. Таких слов, наверное, просто не существовало.