Гонимый внутренним мандражом и нервозностью, Роман сам не заметил, как пролистав по диагонали практически все информационные разделы, залип на колонке происшествий, читая которую внезапно, как стоял, так и осел, вжавшись спиной, чтобы не упасть, в липкий от миллионов потных прикосновений поручень. Рука со смартфоном обмякла и свисла вдоль тела, продолжая покачиваться там, как тесёмочка. Романа повело, в ушах зашумела вода, бросило в пот и, если бы не вовремя спохватившиеся и стоящие плотным кольцом вокруг следователя пассажиры, молодой человек рисковал рухнуть всем своим весом на пол. Пожилая женщина, сидевшая на ближайшем к выходу сидении, сперва не поняла, почему в её плечо пришёлся довольно таки неожиданный и увесистый толчок. Но увидев, что побледневший парень в форме правоохранителя еле стоит на ногах и пытается сползти задом на пол, сердобольная старушка мигом отреагировала и, сама не ожидав от себя такой прыти, вскочила и стала затаскивать Смирнова на нагретую своим теплом сидушку.
– Парень, парень, ты чего?!
– Сынок, ты как себя чувствуешь?
– Откройте окно, ребят, человеку плохо!
– Есть у кого нашатырь?
– Вот, возьмите воды!
–Ребят, у меня духи есть. Может попробовать?
– Он бледный совсем. Сообщите кто-нибудь машинисту, пожалуйста! Пусть доктора вызовут на следующей станции.
– Может сахар упал? У меня шоколад есть, нате.
– Ребят. Ребят. Он сознание теряет…
Очнувшись через несколько минут в комнате линейного отделения полиции, Роман даже ни сколько не удивился своему новому лежачему положению. Открывшиеся глаза не осматривались, не оглядывались, а уставились в тёмно-серый и плохо подсвеченный потолок, стараясь смотреть куда-то вглубь этого инженерного сооружения. Пара патрульных и станционный смотритель что-то тихо обсуждали между собой в другом конце помещения. По отрывкам доносившихся фраз, ждали прибытия медицинского персонала. Эта информация Романа не трогала и не беспокоила никак. Накативший гнев заставлял губы оперативника стискиваться в плотную обескровленную щёлку, а ноздри, напротив, широко распахнуться и прерывисто дышать.
«Всё к одному», – мелькнуло в голове Романа. На стенках этого слива, который перегородил, как пробкой, Роман, и не могло быть никаких других отложений, кроме мерзотных, куда ни глянь. Не важно, куда при этом смотреть, направо или налево, вверх или вниз. Роман окончательно понял, какой толчок засорился, и что именно ему предлагается чистить. Куда уж яснее? Уж больше не куда, как ясно.
Там, среди ссылок на новости о происшествиях, с пометкой «молния», стояла новость об очередном пьяном лихаче, скосившем только что насмерть семью с маленьким ребёнком на пешеходном переходе. А самое паскудное, и это Роман только-только осознавал, что люди потеряли напрочь какие бы то ни было моральные ориентиры и перепечатали эту леденящую своим кровавым смыслом новость в разных информационных изданиях на все лады, соревнуясь только в том, как ярче, смелее, отвратительнее и омерзительнее подать эти сведения в тексте. «Кровавая езда в Новой Москве», «Пьяный лихач похоронил семью на пешеходном переходе», «Молния – Бандит насмерть сбил семью и не остановился. Смотреть видео»… Все эти пылающие адским огнём заголовки стояли перед глазами Романа, словно были выжжены на потолке и не поддавались гашению никакой известью. А перед просмотром этих роликов автоматически включалась реклама какого-то онлайн-казино…
Боже мой, люди, вы что делаете? Чего вы творите?! Это что, такое соревнование, на приз, кто громче крикнет и больше заработает на мёртвых семьях, детях? Что-то человеческое же должно быть в людях, где-то должна быть грань, отделяющая журналистскую этику от интересов бизнеса по привлечению аудитории и, значит, выпячивания таких кошмарных подробностей. Неужели никто не видит, что так писать и генерировать просмотры – это само по себе омерзительно и лишает человека права называться человеком? Это что, такая информационная ниша? Мы что, из наших погибших детей делаем информационный продукт?! Может, нам другого контента мало и для нашей услады нужно, чтобы наших детей давили чаще?! Да за вербовку к терроризму пожизненное сейчас дают, а тут люди вообще не стесняются, смакуют открыто, на все лады, кто оригинальнее и креативнее ляпнет глупость, чем переключит на себя внимание аудитории. Даже не глупость. Нет. Гадость. Мерзость. Уродство. А самое при этом страшное, Господи спаси, что спрос рождает предложение, а не наоборот…
Не успел Роман додумать, каким поганым образом медийщики могли выставить публике случай, произошедший с его мамой и дочкой, как в помещение зашла группа фельдшеров с большими синими пластиковыми чемоданами. А вместе с ними в отделение полиции влетело облако больничных запахов, букета спиртосодержащих жидкостей вперемешку с корвалолом, мазью Вишневского и настоем валерьяны.
– Как вы себя чувствуете?
– Спасибо, ребят, уже лучше. Извините, что вас из-за меня сдёрнули.
– Да ладно, у нас работа такая. Верхнюю одежду снять можете? Давление вам проверим.