Via Combusta

Давеча по телевизору показывали передачу. Прям и смех и грех. Молодой такой, чутку ушастай, ведущий пригласил в студию стариков, значить. Кому, стало быть, за сто годиков. Ага, годиков. Ты погляди! Гнутся во все стороны. На механизме каком-то по воздуху летат! Не то, что я со своими ходунками. Вот у кого шило-то торчит, срамота! Шучу. А я на молодёжь грешу, что они скорые, что они торопятся, когда такие старики. Славная у нас молодёжь, ей-богу, славная. Иной раз думаю, что, может, это мы не добегали в своё время? Или неслись так, что поворот какой проскочили? Вот и приходится теперь этим ребятишкам вдвойне стараться, чтобы и поворот отыскать и себя найти. Раньше бы смеяться стал, коль спросили, чему я себя посвятить хочу? В чём моя личная задача? Цель моей жизни кака? А сейчас не смешно совсем. Всю жизнь служил. Акромя служения и не знаю ничего. Все служили, и я служил. Не было у нас личного. Всё общее, общественное. Одно ведал – верность надо хранить. Верность. Чем ты лучше других? Ничем. В то и верили. А Илюша в супергероев верит. Ведь ему есть-то годиков чуть, а он уже смекает, что в каждом человеке сокрыто до бесконечностей талантов и способностей. Вот ведь оно как! Мы, значить, ничем не отличалися, а у них – все разные. И крутые-то все какие, ажно оторопь. Да и не только у них. Во всём мире так, чего уж там. Как себя раскрыть? Как миру большому себя показать, что ты тоже в чём-то да великий, избранный? Как в нём не затеряться, не слиться с серой массой? Боже мой, как пелена с глаз. Всё не так. Вот и бегут, несутся, торопятся, чтобы себя найти, личность свою. Личность! Не иначе. Не иначе… Не могу отделаться от мысли, что это мы им такую сложную задачку подкинули. Не могу. Вроде, всё делали правильно. Разве что в Бога не верили како-то время. Считай, в себя, в свои способности, тоже. А я и до сих пор не могу понять, верю я в него, не верю. Не понимаю. Но кто-то постоянно со мной рядом есть. Это факт. Кто-то присматривает за мной. Прежде не замечал. А ноне, словно ведёт меня. Как сопровождает. Доглядывает. До смешного. Беру станочек, он у меня такой, компатный, и в путь. Тяжёлый, правда, но зато в сумку мою на колёсиках помещается. Когда по столовым, когда по квартирам. Ножи точу, ножницы. Сколько беру? Да кто сколько даст, чего уж там. Кто ворчит да дверью хлопает. Кто ничего не даёт, только по плечу постучит. А кто сколько-то, да подаст. Так ведь не бывало такого, чтобы домой с пустыми руками приходил. Всегда принесу чего, да всё Илюше на подарки пущу. Принесу, аппарат свой в колидоре поставлю, а он уж несётся, пострелёнок мой. Люблю я его, ничего с собой поделать не можу. А он знает, сопроводитель мой, знает, что мне не для себя. Оберегает меня. А кто он – я не скажу. Не знаю. Может, Господь. Может, кто другой. Не ведаю. Бывало, зайду в аптеку, пилюлек да капель купить. Плохо слышу уже, сколько чего стоит. Платок свой достаю. Так и не перестроился. Раньше в портянке хранил. Теперича в платке. Платок, значит, достаю, чтобы мелочь продавщице высыпать, так бумажки все, пензии-то наши, один смех, и разлетятся по полу. А я ж не вижу там, куда их ветром унесло. А он видит! Он вокруг меня всё видит. Только сам помочь не может. Зато людей направляет, добрых людей. Так они мне и моё, и своё пихают, в платочек-то мой. Вот окаянные, что ты будешь делать?! Я ж не вижу, чего они мне туда суют, моё-не моё. Ох, чего ни говори, добрые у нас люди, отзывчивые, сердешные. Суматошные, правда. Так это они себя ищут. То похвально. А какое моё предназначение, я до сих пор не знаю…

Глава 1.

Москва. Метрополитен.

Начало мая. Где-то года три назад.

Если раньше Роман Смирнов ощущал жизнь, как течение реки, иногда бурное, в основном же спокойное, то за последние несколько дней это чувство переменилось, не оставив, пожалуй, ничего от прежнего. Ровным счётом ничего. То, прошлое, оставшееся в памяти состояние принадлежало какому-то другому человеку. Существу, которое считало себя щепочкой, песчинкой, обрывком водоросли или, чего греха таить, временами – фрагментом нечистот, плывущих по реке жизни. Как теперь было ясно, течение этой реки несло Романа прямиком в сторону слива.

Что же это было за существо, раз его прежнее присутствие в себе Роман воспринимал, как чуждое, стороннее, какое угодно, но только не своё? Какими свойствами оно обладало, что так разительно отличалось в наступившем внутреннем прозрении? Роман искал этот ответ в голове, с завидным отрешённым упорством таращась в свод правил пользования московской подземкой и мерно раскачиваясь в такт маятникового покачивания вагона, словно этот ответ был написан именно там, издевательски мелким шрифтом между строчек рационального до одурения текста. Кольнуло. Внезапно кольнуло. Словно судорогой прошлось по всему телу и завибрировало.