Вельтаншаунг. Уровень второй

Сначала вернулся к башенным зубцам и выглянул наружу: высоковато. И стены башни неровные – можно зацепиться одеждой или даже распороть ногу о странные крючки, торчащие прямо из кладки. Но, даже если повезет не зацепиться за эти штыри, можно еще очень неудачно удариться во время падения.

В любом случае, спрыгнуть с высоты пятиэтажного здания и не покалечиться – это возможно только в тупых комиксах.

Ну, допустим, не зацеплюсь за штыри, но ползти к лесу с переломанными ногами – удовольствие сомнительное. И кто сказал, что уцелеет позвоночник? Да и не факт, что из бойниц по мне тут же не откроют огонь. Нет, мы, точно, пойдем другим путем!

Одна крепостная стена примыкала к башне так, что на нее пришлось бы спрыгнуть. И, кроме того, огибая двор замка, она вела к той башне, из которой я уже убил самого первого в своей жизни фашиста. Зачем мне туда возвращаться?

Вторая стена была более широкой, на нее спускалась встроенная каменная лестница, но вела-то она на север. А мне страшно туда не хотелось. Злые духи, казалось, водили там хоровод. И если есть у фашистов свой собственный черный, рогатый, бородатый бог, то кровавые жертвы ему, явно приносят именно в тех стенах.

Игра мне даже лестницу услужливо подсовывает, мол, «Пора, брат, пора… Туда, где чертяк до спипа!»

Слишком все просто. А еще – страшно.

Я вдруг подумал, что если в башне держат босса игры или даже просто стража уровня, то шансов у меня нет.

Блецкович, где же ты, ведьмак гребанный?! Хотя он же не ведьм валит, а фашистов. Фашистяк что ли, получается?

А что: ништяк: фашистяк, охотник на псов Гитлера, спустился в Метро и начал мочить зомбей и прочий сброд налево и направо.

Веселее не стало. Ну, хотя бы отвлекся.

Итак, никто не придет на помощь. Это, типа, я теперь сам Бэтмен и Человек-паук в одном стакане.

Смутное подозрение мелькнуло в голове.

Что-то с комиксами не так. Человек-ПАУК – так это же идеальный символ фашизма: ядовитая гадина с крестом, быстро плетущая свои сети. Тварь, прикидывающаяся спасителем мира, но пьющая нашу кровь – вот что, на самом деле, все эти марвеловские рисованные супергерои.

Уж не созданы ли шутеры и сказки о летающих добрых человечках в трико сбежавшими от суда недобитыми нацистами?

К черту! Сколько можно!

Я спрыгнул на лестницу, но не успел сделать и пару шагов, как каменные плиты подо мной разъехались. Дыра была не большой, и если бы я раскинул руки, то удержался бы – это я понял после, но в тот миг я заорал и рухнул вниз.

Падение было не долгим.

Я упал на что-то мягкое, пружинистое, похожее на батут. Меня пару раз подкинуло, и я остался лежать на спине, смотря в открытый люк над головой.

Вот теперь самое время жалеть себя. Я был внутри крепостной стены, то есть, по сути, в бесконечно длинной и узкой келье. Стены здесь были гладкими. Наверное, если двигаться, как в боевиках, упираясь ступнями и ладонями в противоположные стены, можно подняться наверх. Но здесь – не менее десяти метров, а спортсмен из меня тот еще! Пару раз подтянуться на перекладине я еще смогу, но ползти как паук – точно, кишка тонка.

Я сел на пружинящем матрасе и тайный проход над головой с грохотом захлопнулся. (Кто бы сомневался?!)

Я поднялся на ноги. Свет не зажигался.

Что за фигня?

Как двигаться в темноте?

Впрочем, дорога есть лишь вперед да назад. Никаких развилок или коридорных дверей здесь не может быть по определению. Ну, если следовать здравой логике архитектуры. Но вдруг нацисты научились делать предметы внутри больше, чем снаружи?

Нет. Нет! Нет!!! Что за бред?

Летающие тарелки, биологическое оружие, газы, управление сознанием – ладно, но мир внутри спичечного коробка – это уже перебор!

Я побрел в темноте, спотыкался, чертыхался и верил, что иду именно к северной башне, хотя не особо в этом уверен.

Я не видел дороги и от этого чувствовал себя беззащитным.

Очень хотелось очнуться в своей кровати и почувствовать запах маминого пирога. И чтобы с улицы были слышны голоса парней, играющих во «все-все». И не было больше выстрелов, фашистов, тайных ходов, хитроумных ловушек.

Но не тут-то было. Я вдруг почувствовал, что сейчас произойдет нечто нехорошее. Это озарение было как вспышка. Такого со мной в реальности никогда не было.

А через секунду я почувствовал под ладонью кнопку. Я понимал, что нажимать нельзя, но качнулся, и все произошло само собой.

Через мгновение я уже летел в пропасть нового люка в полной тишине.

А я всегда считал, что один снаряд дважды в одну лунку не падает. Оказалось, был не прав.

Мой автомат зацепился за какой-то штырь, больно рванул, грозя оторвать голову, но крепление ремня дзынькнуло, видимо, переломилось, и оружие соскользнуло с меня, повиснув где-то в утробе трубы.

Слава богу, что там лишь Шмайссер остался, а не я, проколотый невидимым штырем, точно бабочка!

От рывка, произошедшего из-за сорвавшегося оружия, меня начало кидать от стены к стене. Я дважды ударился спиной так, что из глаз брызнули слезы.

Шестое чувство подсказывало, что ни батутов, ни соломки коварные фашисты больше не подстелют. Слишком долго я летел.