Вэкфильдский священник

— О мой мальчикъ, сердце мое рыдаетъ, на тебя глядя, и я не могу, не могу съ собою сладить! Только сейчасъ я думалъ, что ты благополученъ, молился за твое преуспяніе, и вдругъ вижу тебя въ цпяхъ, израненнаго!.. Да, лучше умирать, пока еще молодъ; а вотъ я, такой старикъ, такой старый, старый человкъ и до чего я дожилъ! Пришло такое время, когда вс мои дти вокругъ меня безвременно погибаютъ, а я все живу, жалкій обломокъ среди развалинъ! О, пусть вс проклятія, могущія постигнуть человка, обрушатся на убійцу дтей моихъ! Пусть онъ доживетъ, какъ я теперь, до такой поры…

— Батюшка, опомнись, перестань! прервалъ меня сынъ: — не заставляй меня краснть за тебя. Какъ возможно въ твои лта, въ твоемъ священномъ сан присвоивать себ верховное правосудіе и возсылать къ небесамъ проклятія, которыя должны пасть на твою же сдую голову! Нтъ, батюшка, теперь не этимъ надо теб заняться: приготовь меня лучше къ казни, которая меня ожидаетъ. Укрпи меня ршимостью и надеждой; придай мн бодрости выпить до дна приготовленную мн горькую чашу…

— Дитя мое, ты не умрешь! Я убжденъ, что ты не провинился ни въ чемъ такомъ, что наказуется смертью. Мой Джорджъ не способенъ совершить преступленія и тмъ осрамить своихъ благородныхъ предковъ.

— Нтъ, сэръ, я совершилъ нчто такое, что врядъ ли могу ожидать прощенія, отвчалъ сынъ: — получивъ изъ дому матушкино письмо, я тотчасъ отправился въ эти края, ршившись непремнно наказать нашего обидчика, и послалъ ему вызовъ на поединокъ; но онъ отвтилъ на него не лично, а прислалъ четверыхъ людей изъ своей прислуги съ приказаніемъ схватить меня. Перваго напавшаго на меня я ранилъ, и боюсь, что смертельно; остальные меня скрутили. Подлый трусъ вознамрился донять меня на законныхъ основаніяхъ: улики налицо; я самъ послалъ ему вызовъ, слдовательно я первый зачинщикъ, на меня и падаетъ вся отвтственность. На прощеніе нечего надяться. Но вы не разъ очаровывали меня проповдью о твердости въ несчастіяхъ: поддержите же меня теперь собственнымъ примромъ.

— Да, сынъ мой, да; я подамъ теб примръ. Воспрянемъ духомъ за предлы этого міра, отвлечемся отъ всхъ земныхъ радостей. Съ этой минуты порвемъ вс свои связи съ міромъ и будемъ готовиться къ вчности. Да, сынъ мой; я буду указывать теб путь, и моя душа будетъ сопровождать твою въ ея стремленіи къ небу, когда мы вмст предстанемъ. Теперь я вижу, самъ убдился, что теб нечего ждать прощенія на земл; такъ будемъ же искать помилованія тамъ, предъ высшимъ судилищемъ, куда вскор оба будемъ призваны. Но зачмъ же заботиться только о себ? Не будемъ скупиться, подлимся молитвой со своими товарищами по заключенію. Добрый смотритель, позвольте имъ придти сюда и еще разъ послушать моей проповди, пока я еще могу потрудиться о ихъ душевномъ благ.

Съ этими словами я попытался встать съ соломы, но не могъ и остался въ полулежачемъ положеніи, прислонившись къ стн. Узники собрались по моему призыву: они полюбили мои поученія. Жена моя и сынъ поддерживали меня съ обихъ сторонъ. Я окинулъ глазами собраніе, убдился, что вс до одного пришли, и обратился къ нимъ въ слдующихъ выраженіяхъ.

XXIX. Правосудіе Божіе по отношенію къ счастливымъ и несчастнымъ на земл: по самой природ наслажденія и страданія ясно, что несчастные должны получить вознагражденіе въ будущей жизни

— Друзья мои, дти и сотоварищи по страданію! Размышляя о распредленіи здсь на земл добра и зла, я вижу, что много дано человку радостей, но еще боле печалей. Если бы мы вздумали искать хоть по всему свту, мы не нашли бы ни единаго человка настолько счастливаго, чтобы ему нечего было боле желать; но каждый день тысячи людей прибгаютъ къ самоубійству и тмъ доказываютъ, что изъ больше не на что было надяться. Стало быть, въ этой жизни совершеннаго счастья не бываетъ; совершенное же несчастіе вполн возможно.

Для чего человкъ такъ чувствителенъ къ страданіямъ? Къ чему, при устройств мірового счастія, суждено намъ претерпвать бдствія? И если совершенство всякой системы зависитъ отъ совершенства ея отдльныхъ частей, то почему въ великой систем мірозданія нужно, чтобы составныя ея части играли роль не только подчиненную, но и сами по себ были бы столь не совершенны? На эти вопросы нтъ отвтовъ, а если бы и были, то это не принесло бы намъ пользы. Провидніе сочло за благо не удовлетворить нашего любопытства по этой части, даровавъ намъ лишь поводы къ утшенію.