Век Филарета

   В тот день в Казанском соборе проповедь отца Фотия слу­шала и графиня Орлова-Чесменская, уже знавшая о нем от владыки Иннокентия, поручившего своего ученика ее заботам. В маленькой темной фигуре монаха Анна Алексеевна ощутила страсть и мощь древних пророков, вещавших Божественную Истину с полной самозабвенностью. Она была потрясена и покорена этой силой.

При первом их свидании графиня целовала ему руки и изъ­явила полную готовность покориться его воле. Ей было тридцать пять лет, ему двадцать восемь, однако Анна Алексеевна с радост­ной доверчивостью внимала каждому слову новообретенного ду­ховного отца.

   — Отче! Скажи мне, как духовное девство блюсти?

   — Нечего о том спрашивать, что тебе еще неведомо! Блюди прежде девство телесное. Когда девица сохранила по плоти дев­ство, то не может враг ее смутить!

При втором их свидании в доме графини Фотий увидел, что хозяйка встретила его уже не в белом, а в черном платье, по комнатам были развешаны иконы. Его позвали за стол, но из-за больного желудка он мало что вкушал, а более поучал. Когда спустя неделю он слег от слабости, графиня сама за ним ухаживала, прислала доктора, навезла вкусной еды, сменила в комнате занавески, постельное белье, обновила весь гардероб бедного законоучителя.

   Фотий едва ли не впервые в жизни испытал умиление, но оно быстро сменилось горделивой уверенностью в своей значи­мости и снисходительной жалостью к смиренной невинной девице. Он отлично знал, что сия девица была любимицей им­ператора Александра Павловича и вдовствующей императрицы Марии Федоровны, высоко почиталась при дворе и в высшем свете, обладала безмерным богатством. Мелькавшая ранее мысль о своей особенной избранническои миссии прочно укрепилась в душе его.

   В 1821 году в Петербург из своего лифляндского имения прибыла «великая пророчица» Крюднер, которая поселилась у кня­гини Анны Сергеевны Голицыной, в чьем доме устраивала свои молитвенные собрания и вещала о Царстве Божием. Губернатор Лифляпдии маркиз Паулуччи при встрече с императором отозвался о ней иронически, на что Александр Павлович серьезно ответил:

   -Оставьте госпожу Крюднер в покое. Какое вам до того дело, как молиться Богу? Каждый отвечает Ему в том по своей совести. Лучше, чтобы молилась каким бы то ни было образом, нежели вовсе не молилась.

    В разных домах столицы проповедовал свое понимание бо­жественного учения немецкий пастор Линдль, пока по настоянию митрополита Михаила не был отправлен в Одессу. Будто на смену ему прибыл католический проповедник Госнер.

    Оживились скопческие секты, из коих самым известным был кружок Веры Сидоровны Ненастьевой. Там в тайных собраниях голосили, пророчествовали всяк по-своему,

Пели песни простонародные и часто непристойные. Одним из прорицателей был барабанщик Никитушка, конечно из скопцов. Вдохновение находило на него после разговоров, пения и неистовых кружений. Кружок Веры Сидоровны посещали и простолюдины и аристократы. Когда отец молодого офицера лейб-гвардии Семеновского полка Алексея Милорадовича встревожился и написал письмо государю, Александр Павлович успокоил старика, ответив, что «тут ничего такого нет, что отводило бы от религии», и Алексей будто бы «сделался еще более привязанным к церкви».

   От кружка Ненастьевой аристократы вскоре отделились, об­разовав свое собрание у Татариновой в ее квартире в Михайлов­ском замке. По ночам собирались у нее чиновники, офицеры, дамы и девицы для совершения некоего священного действия. Состояло оно из пения стихов, полудуховного-полусветского со­держания, из беспорядочного кружения, от коего люди падали на пол в бессилии, а иные обретали дар предсказания.

   Фотий не знал устали в разоблачении напастей, обрушивав­шихся на православные души. Проповеди его становились все более резкими по тону, а в иных домах он и вовсе говорил все, что думал, остерегаясь, правда, называть иные имена. Пробовал он назвать Филарета Дроздова учеником Линдля, но ни в ком не встретил доверия к сему известию.

   Между тем митрополиту Михаилу подсказали, что неплохо бы удалить с глаз власти такого раздражительного монаха. Мит­рополит часто и много спорил с министром духовных дел, подчас совсем лишаясь сил на заседаниях Синода, так что келейники на руках вносили его в карету. Однако князь аккуратно приходил послушать проповеди владыки, которые тот по-прежнему любил произносить, и нахваливал содержание. Подчас подсказывал тему для новой проповеди, и владыка, снисходя к настояниям вель­можи, следовал совету. С Фотием митрополит решил уступить и назначил его настоятелем Деревяницкого монастыря в Новго­родской губернии. Узнав о том, Голицын самодовольно усмех­нулся.