Век Филарета

   — Двух только и открыл ревнителей веры: один — отец Ми­хаил, священник Ризположенской церкви, другой — отставной чиновник Смирнов, у коего открылись глаза на службу его в столице. Книга его с обличением зловерия полезна. Ты, сестра,— повернулся он к графине,— дай ему на издание сколько можешь... А ересеначальников у вас много, ох, много!

   Екатерина Сергеевна Герард молча слушала отца архиманд­рита, но ее коробил высокомерный, поучающий тон Фотия. Вла­дыка Филарет при всей своей славе и то более смиренен. Как ни любила Екатерина Сергеевна свою сестру Софью и графиню Анну, а не могла разделить их восхищение Фотием. Она смолчала, но полагала полной дуростью уничтожение графиней Анной в ее дворце многих скульптур и картин, сочтенных Фотием «гре­ховными», служащими лишь «похоти очес».

   Обсуждали недавнее посещение государем Валаамского мо­настыря, где победитель Наполеона смиренно преклонял голову перед простыми монахами, а от одного принял и съел репку. Дамы смахивали с глаз слезинки, выступившие от умиления, но Спасский перевел разговор в тон обличительный:

  — Запретил государь все тайные общества, беспокоясь о благомыслии народа своего, но все ли следуют сему примеру? Не о Божиих делах помышляют многие вельможи-богоотступники, а об одном нечестии! — горячо говорил отец Фотий.— На них глядя, туда же и простой народ!.. Купцы у вас стали в театры ходить, и театр — бесовское служение, работа мамоне, мурование плоти... Сии языческих мерзких служб останки, капища сатаны, воды прелести диавольския и училища нечестия, сеть князя тьмы, зе­леный сад насмешливый...

   —  Простите, отец архимандрит,— воспользовался заминкой старый екатерининский вельможа князь Юрий Владимирович Долгорукий,    Что вы разумеете под «садом насмешливым»?

   - И пение, и комедии, и трагедии, и всякого рода представ­лении и явления, серьёзно отвечал тот.—Сие все суть виды единой мерзости!

   Лакей начал разносить чашки с чаем и тарелочки с бисквитами. Воспользовавшись этим, князь наклонился к сидевшей рядом Герард:

   - А ведь он искренен! И прав —отчасти!

   - Il voit le diable ou n'existe pas.. / Ему мерещится чёрт там, где его нет/.—так же понизив голос, ответила Екатерина Сергеевна.

   Фотий остался посещением первопрестольной недоволен. Правда, денег он набрал благодаря графине более тридцати тысяч, да еще духовная дочь просила принять в дар митру ценою в сто тысяч, однако же в обществе встретил явное нерасположение. Он надеялся на почетные и торжественные встречи, на приглашения для совместного богослужения, а холодная вежливость вла­дыки Филарета его обидела.

   Московскому архипастырю конечно же сообщили о раздающейся в его адрес критике попа Михаила и сочинителя Смирнова, Коих поддерживает графиня Орлова. Ожидали громкого негодования и запретов, но владыка велел оставить сие дело без последствий.

   Неспешно входил владыка Филарет в дела обширной епархии, вникая в сущие мелочи. По его настоянию в духовных школах к проповеданию стали привлекать способных

учащихся. Он доз­волил заменять толкование Священного Писания чтениями тво­рений святых отцов в переводе на вразумительное русское наречие.

   Благотворительность оставалась для него одним из важнейших дел, и в нем он нашел для себя немалую опору в московской аристократии. Князь Сергей Михайлович Голицын, граф Потем­кин, Дмитрий Горихвостов, княгиня Волконская с готовностью отзывались на его приглашение помочь бедным сельским храмам или в выкупе православных из турецкого плена. Круг его знакомств сложился меньший, нежели в Петербурге, но отношения оказа­лись теснее, доверительнее.

   Петербург, однако, не оставлял его своим вниманием. Князь Александр Николаевич прислал ему короб отборных ревельских килек и письмо, в котором замечал: «...Вы говорите, что в Пе­тербурге без вас и на пылинку пустоты не осталось, но я Вас могу уверить самым сильным доказательством в противном: по приезде Государя сюда мы имели разговор об одном деле, и Его Величество у меня спросил, надолго ли Ваше отсутствие будет из Петербурга, и когда я сказал, что два года, то Государь сказал: куда долго!»

   По желанию императора архиепископ московский был вызван Синодом в Петербург для участия в решении насущных церковных дел. Сложилось так, что большую часть года ему приходилось проводить в невской столице, а со своею паствою — часть осени и зиму.

   В августе 1822 года митрополит Серафим встретил его с лас­ковой настороженностью. Дроздов считался всеми человеком Го­лицына, и сколько ни наслышан был владыка Серафим о неза­висимости и самостоятельности Филарета, все же предпочел дер­жать его на расстоянии. С князем отношения у Серафима сразу не сложились. Владыка привык уже в епархии к определенной самостоятельности, теперь же он чувствовал себя одним из многих чиновников министра духовных дел, передающего ему указания даже не лично, а через директора духовного департамента, воль­нодумца и масона Александра Тургенева.