Век Филарета

     Голицын пристально посмотрел на молодого монаха с рыжеватой окладистой бородою. Откуда он знает? Откуда такая твердая, и убежденность в его словах?..

   -Благодарю вас, отче. Будет о чем подумать... Скоро праздник, не придете ли на Рождество в мой храм?

   -Прошу меня  извинитъ, князь, но должен быть в лавре.

   - Так на второй день! Сими же говорили, что церковь вам родная – Троицкая.

   - И на второй не могу, у меня академия. А вот на третий день праздника приду.

   - О чем же будет проповедь.?

   - Боюсь вам наскучить, но все о том же...

    27 декабря в домовой церкии князя Голицына архимандрит Филарет читал проповедь, в которой изложил свое понимание путей познания Бога и духовного развития.

   -… В Евангелии мы видим два пути к рождающемуся Христу: путь волхвов и путь

пастырей. Путь волхвов есть путь света и ведения, управляемый ясным знамением

звезды... Путь пастырей есть путь сени и тайны, путь веры, а не видения... Путь волхвов

был и продолжительнее, и труднее, и опаснее, нежели темный путь пастырей. Прославив прославивших путь волхвов, не презрим пути пастырей... Яркие озарения ума не всегда можно принимать за непреложныя знамения приближения ко Христу и за верныя указания истиннаго пути возрождения... Самая высокая мудрость человеческая не может быть надежным путеводителем. Истинное и живое видение собственно не есть удел настоящей жизни нашей, самое блаженство ея состоит в веровании: верою ходим, а не ви­дением, по словам апостольским, блажени не видевший и веровавше...

   Заканчивался важный этап в жизни архимандрита Филарета Дроздова, сумевшего за несколько лет подняться до немалых высот в церковной иерархии, преодолеть трудности и искушения в ду­ховной жизни, заслужить действительный авторитет талантом про­поведника и богослова.

   С некоторым разочарованием смотрел он на столицу, в ко­торой близ власти толпились самонадеянные глупцы, наглые че­столюбцы, простодушные дураки, фанатичные святоши, легко­мысленные неверы, тайные погубители веры, высохшие сердцем умники,— не они составляли большинство, но с ними приходи­лось в первую очередь считаться.

Филарет убедился, что знаний и способностей для служения ему достанет, сил хватит, а уйти от козней врагов Господь поможет. Главное же, он смог избежать искушения суетою и почестями, в душе его окрепла сила не желать ни богатства, ни власти, кои не имели никакого значения для его служения. Он знал, что предстоит ему широкое будущее, и вдохновлялся примерами Ва­силия Великого, Григория Богослова, родного владыки Платона, покойного отца Евграфа... Пока же перед ним открывается ровный путь служения при благоволении сильных мира сего... Но это только казалось.

Часть третья

БИБЛЕЙСКОЕ ОБЩЕСТВО

Глава 1

 «БОГОСЛОВИЕ РАССУЖДАЕТ...»

   Вот уже привычными стали по утрам, когда, отправлялся на раннюю или позднюю литургию в городе, силуэты лаврской колокольни, Смольного монастыря, медленно растущего Исаакия и шпиль Петропавловского собора. В хрупкой утренней тишине они вздымались как вызов царящему на земле благодушному покою, как утверждение человеческой воли на пути к постоянному совершенствованию, непрестанному труду души.

    Осенью подчас угнетало мрачное серо-лиловое небо с клочковатыми, косматыми облаками; весной и зимой небо светлело и очищалось, но лучше прочих оставалась летняя пора, когда в ясные дни стремительно неслись над городом армады пышных белых облаков и солнце обещало ясный день.

   Для архимандрита  Филарета переезды по городу были редкими мгновениями, когда можно было сбросить образ суровости, столь привычный для егоокружения. Кучер Федот знай себе подергивал вожжи, а его седок просто радовался очередному дню. Он сам  заковал себя в броню сдержанности и сухости, заставлял себя быть осторожным в словах

и проявлении чувств, ибо оказался под постоянным придирчивым приглядом множества людей, ко­торые могли разно толковать его действия и побуждения. Обос­тренная с детских лет замкнутость оберегала его от излишней откровенности, хотя возникшее тогда же самолюбие нередко по­буждало к резкостям.

   До него донеслись разговоры, в которых сравнивали старого и нового ректоров академии и отдавали предпочтение отцу Евграфу за большую сердечность. Неужто его сердце черствее? Нет, но разные у них характеры, разные и дела выпали покойному другу-наставнику и ему самому. Что скрывать, Филарет был чув­ствителен к отзывам о себе. Недоброжелательство и клевету он пропускал без внимания, равно как и льстивые слова иных угод­ливых. И все ж таки задел его отзыв из Москвы, в котором отдавалось должное его уму, будто солнцем осветившему многие богословия, но сожалелось о холодности этого солнца...