19 ноября 1813 года Аракчеев писал из Франкфурта-на-Майне своему приятелю в Петербург: «Благодарю за сообщение восставших злых каверз на почтеннаго нам знакомаго пастыря. Я не упущу случая воспользоваться, дабы несколько слов на сей счет сказать. Дай Бог, только бы мне удалось применить удобный к оному час, ибо я такого всегда правила, что надобно сказать в такое время, которое видишь, что посеянныя слова произведут плод, без онаго лучше ждать, чем пустословить».
Тогда обер-прокурор сделал ход сильный и ловкий. Он предложил доверить рязанскому архиепископу благороднейшее поручение: обследовать епархии, пострадавшие в ходе французского нашествия, для исследования состояния церквей и монастырей и составления плана по восстановлению разрушенного и утраченного. Государь прислал архиепископу личный рескрипт, а вдобавок распорядился о выделении содержания в пять тысяч рублей. Феофилакту предоставлялись широкие полномочия, в частности, для расследования поведения иереев и архиереев в период нашествия, Отказаться он не мог.
Удаление Феофилакта под почетным предлогом почти на полгода из Синода привело к окончательному падению его влияния. Объехав смоленскую, могилевскую, Минскую и волынекую епархии, он попросился в отпуск в Петербург, но Голицын лишний месяц продержал его в Смоленске. Когда Феофилакт вернулся в столицу, оказалось, что его квартира в здании духовной академий занята, и владыке пришлось ехать на подворье. Вслед за ним в столицу донесся ворох слухов и сплетен о самоуправстве Феофилакта в разоренных губерниях, о будто бы несправедливом отрешении от сана могилевского епископа Варлаама Шимацкого, принесшего присягу Наполеону и отслужившего молебен о его здравии. Говорили и о несправедливом распределении выделенных Синодом сумм, о некой недостаче в деньгах, то ли потерянных архипастырем, то ли украденных его духовником. Тем не менее отчет архиепископа был принят. Не успел он перевести дух, как состоялось заседание Комиссии духовных училищ с обсуждением книги Ансильона.
Филарет не горел желанием раздувать дело, но князь мягко и настойчиво убеждал его в крайней необходимости завершения начатого. Филарет мог устоять перед любым давлением, но верх взяло понимание действительной опасности для Церкви защищаемого Феофилактом труда.
—...На странице четвертой указаннаго сочинения читаем: «Вселенная и Бог составляют такое целое, к которому не можно ничего прибавить, которое соединяет все, содержит все; вне сего целого нет бытия, нет вещественности; вне его нет ничего воз-можнаго»...— Филарет положил книгу на стол и поднял взгляд на собравшихся за длинным столом.— Если бы вселенная и Бог составляли целое, то Бог был бы частию какого-то «целого», Бог без вселенной был бы нечто непонятное и недостаточное. Нельзя исчислить неясностей, которыя за сим последуют...
Митрополит Амвросий, сложив ладони на столе, смотрел ровно перед собой. Князь
Голицын с неопределенною улыбкою то оглядывал членов комиссии, то смотрел в окно на
стоявший перед Михайловским замком памятник Петру, то принимался чертить на бумаге какие-то завитушки. Владыка Феофилакт, набычившись, уставился на Филарета, не замечая, как подрагивает его правая рука, лежащая на стопке книг и бумаг. Духовник государя Криницкий и обер-священник Державин, будто нарочно севшие в отдалении и от князя, и от Феофилакта, мирно слушали критику.
- Но еще должно заметить,— продолжал Филарет,— что перевод не соответствует в этом месте подлиннику, в котором надлежит оное читать от слова до слова так: «Вселенная и Бог, Бог без вселенной, вселенная без Бога — всегда суть целое, к которому не можно ничего прибавить»... и прочее. Какое в сих словах богатство нелепостей и противоречий, если хотя мало разобрать их.!...На странице двадцать восьмой у автора: «Религия в чистейшем и высочайшем своем знаменовании есть не что иное, как отношение конечного к бесконечному». Однако на странице третьей автор сказал, что «конечное — это я», а «бесконечное есть вселенная». Посему настоящее положение, в котором находится определение религии, можно произнести так: религия есть отношение человека ко вселенной. Где же Бог?.. Да сохранит нас Бог от религии Ансильоновой!
Феофилакт был темен лицом, но тут даже лысина его побагровела. Он обреченно оглядел собравшихся и опустил глаза.
На странице сто шестьдесят третьей читаем,—все тем же ровным голосом продолжал Филарет, пролистнув несколько страниц, ибо чувствовал, что настроение в комнате определилось,— «религия христианская основывается на отвлеченностях»... Вдумаемся.