Ведьмы графства Эссекс

Поначалу я не уверена, смогут ли ослабевшие мускулы ног унести меня дальше порога. Но они делают это. Прочь из камеры, вверх по лестнице, вдоль коридора; глаза слезятся от изобильного пламени фонаря Разоблачителя ведьм, сияние этого огня кажется почти божественным после долгого месяца взаперти, в темноте.

Мы проходим мимо других заключенных, они стонут и мечутся в лихорадочном забытьи. Хопкинс идет быстро и даже не оглядывается, чтобы убедиться, что я не отстаю. Он крепко прижимает ко рту платок.

Любопытно, что я больше не обращаю внимания на этот запах, наверняка тошнотворный, наверняка убийственный. Благодаря длительному и близкому знакомству я свыклась с этим зловонием.

Я плохо запомнила эти коридоры с того раза, как нас сюда привезли, поэтому удивляюсь, когда внезапно мы оказываемся в сторожке. Хопкинс достает связку тяжелых железных ключей и принимается снимать с меня кандалы, молча и деловито. Чтобы отомкнуть замки, он стоит совсем рядом. Настолько, что я могу чувствовать на его одежде запах свежести, запах летнего дождя и полей. Под черным плащом поблескивают доспехи и набедренные щитки из полированного металла – зачем? Неужели дороги стали такими опасными или охота на ведьм?

Та же широкополая черная шляпа, тот же меховой воротник под тем же худым хищным лицом.

– Вы должны держаться рядом, мисс Уэст, – инструктирует он.

Я потираю запястья, ошеломленная внезапным освобождением от бремени кандалов. Такое странное ощущение – будто руки, ставшие такими легкими, могут просто выскочить из запястий и взлететь к потолку. Он подходит ближе и застегивает на моей шее тяжелый плащ с капюшоном. Смесь возбуждения и ужаса встряхивает жалкое содержимое моего желудка.

– Здесь недалеко, – говорит он.

Мне приходит на ум, что, возможно, меня отведут куда-то, откуда я уже не вернусь. Он берет меня за руку, но я остаюсь на месте.

– Сэр, я вернусь? Моя мать…

Он испытующе смотрит на меня.

– Вы вернетесь сюда, – говорит он.

Темно-синее волшебное ночное небо. Огромная луна освещает крыши за стенами замка. И звезды. Звезды! У меня перехватывает дыхание от свежести всего этого, трепетности всего почти забывшегося, от такого количества звездных скоплений и блуждающих звезд, маленьких и больших, тусклых и безжизненных, звезд, которых не счесть. Наблюдающий за мной Хопкинс издает что-то вроде удовлетворенного возгласа.

– Иногда красота – единственный аргумент, в котором Он нуждается, – говорит он, положив руку мне на плечо.

Я смотрю на него, он все еще смотрит на меня. Мне странно слышать, что такой человек, как Хопкинс, выражает свою веру в столь изящных выражениях.

– Я забыла это, – говорю я.

Тогда он ждет – оставляет меня на несколько минут наедине со звездами, – а затем властно берет за руку и ведет прочь от враждебной громады замка, к арке в толстых стенах, огораживающих его территорию. Оттуда на узкую улочку, застроенную покосившимися домами и дощатыми лавками, в которых царит тишина, – должно быть, уже поздно. Или очень рано. На улице ни души, только двое стражников на расстоянии следуют за нами от самого замка, их шлемы сверкают в лунном свете. Полагаю, они здесь на случай, если дьявол соизволит одолжить мне свои зубы, чтобы я могла вырвать Хопкинсу глотку. Я осторожно ступаю босыми ногами по склизким булыжникам. Дождь капает из водосточных труб, и где-то неподалеку я слышу негромкое ржанье лошадей в стойлах – они спят и видят свои лошадиные сны. Я чувствую их запах. Они пахнут лучше и благороднее меня. В конце улочки стоит приземистое квадратное каменное здание с высоким сводчатым окном на северной стене. Хопкинс распахивает тяжелую дверь и вводит меня внутрь. Это часовня. Или бывшая часовня. Сейчас это голая каменная зала с пустым алтарем и оборванными драпировками, стены исцарапаны непристойными надписями и рисунками. Пахнет застарелой мочой.

Хопкинс снимает шляпу и ставит фонарь на алтарь.

– Что вы знаете о святой Елене? – спрашивает он, подтаскивая из угла опрокинутый табурет и пустой ящик. – Садитесь, – приказывает он, подталкивая меня к нему.

Святые. Это тест.

– Я ничего не знаю о святой Елене, сэр. В священных писаниях нет упоминаний о ней, сэр, насколько я помню.

Я послушно сажусь на ящик у алтаря. В часовне холодно, и каменный свод, будто пересмешник, вторит моим голосом – Я ничего не знаю о святой Елене, сэр. Я понимаю, что, сама того не осознавая, держусь за запястья, – настолько я привыкла к тяжести оков. Без них я чувствую себя обнаженной; тем временем Разоблачитель ведьм вглядывается в мое грязное лицо.

– Она была матерью императора – первого императора, который отказался от языческой веры своих предков и принял единственно истинного Бога, – объясняет он с живостью и, что любопытно, будто не считает меня глупышкой. – Говорят, что она построила эту самую часовню. Я подумал, что, возможно, вы захотите помолиться, пока мы здесь?

Еще одна проверка. Я оглядываю грубую каменную кладку и облупившуюся штукатурку и пожимаю плечами.