Вдали от безумной толпы

Утром буднего дня в заплесневелом нефе Всехсвятской церкви, находившейся в захолустном казарменном городке, уже известном читателю, собралась горстка прихожан, большей частью женщин и девушек. По окончании службы они поднялись с колен и, поскольку проповеди не было, хотели уже разойтись, как вдруг дверь отворилась, и по проходу покатился гул четких шагов, привлекший всеобщее внимание. В поступи вошедшего слышалось нечто непривычное для храма: это было позвякивание шпор. Прихожане обернулись. Между скамьями вышагивал молодой кавалерист в красном мундире с тремя сержантскими шевронами на рукаве. Из того, сколь энергичны были его движения и как он тщился казаться невозмутимым, явствовало, что он смущен. Пройдя сквозь строй женщин, он, слегка покрасневший, без задержки миновал арку, приблизился к ограждению алтаря и здесь с минуту стоял в одиночестве, пока священник, еще не снявший после службы стихарь, его не заметил. Шепнув что-то сержанту, пастор подал знак причетнику, тот, в свою очередь, прошептал что-то пожилой женщине – по-видимому, своей жене. Все они поднялись по алтарным ступеням.

– Это свадьба! – воодушевились прихожанки. – Давайте-ка подождем.

Многие вновь уселись на скамьи. Молодежь обернулась, заслышав позади себя скрежет какого-то механизма: из западной стены башни, с внутренней ее стороны, выступила кукла с колокольчиком, приводимая в движение той же машиною, что и главный колокол часов. Колокольню отделяла от церкви перегородка с дверью, обыкновенно скрывавшей странное устройство, однако теперь дверь была открыта, потому все прихожане слышали звон колокольчика, а те, кто сидел ближе, даже видели, как фигурка вышла из своего укрытия и, пробив четверть двенадцатого, опять исчезла.

– Где же невеста? – прошептал кто-то.

Молодой сержант, обратившись лицом к юго-востоку, стоял так же неподвижно и безмолвно, как старые колонны, его окружавшие. Минуты шли, никто не входил. Когда фигурка выскочила из стены, чтобы пробить без четверти двенадцать, звон колокольчика прозвучал с какою-то почти болезненной отрывистостью, а исчезновение куклы походило на суматошное бегство. Паства вздрогнула. Затем вновь раздался шепот:

– Куда же запропастилась девушка?

Неф наполнился шумом шаркающих ног и притворным покашливанием, что свидетельствовало о нараставшем беспокойстве. Послышались смешки. Но сержант продолжал стоять все так же недвижимо, поворотясь лицом на юго-восток, с фуражкой в руке, прямой, как колонна.

Между тем часы все тикали. Женщины почувствовали себя свободнее, стали шушукаться и хихикать оживленнее. Потом опять воцарилась мертвая тишина. Все ждали развязки. Присутствовавшие имели возможность заметить, что отбивание каждых пятнадцати минут очень ускоряет бег времени. Трудно было не усомниться в исправности механизма, когда вновь раздался скрежет, фигурка выдвинулась, и колокольчик лихорадочно прозвонил четыре раза, возвещая окончание четвертой четверти часа. Многие наверняка с уверенностью сказали бы, что в улыбке уродливой куклы и в подергиваниях ее тела ощущается злорадство.

Когда фигурка исчезла, с высоты башни прозвучали двенадцать тяжелых монотонных ударов колокола. Женщины, потрясенные, уже не смеялись. Священник потихоньку удалился в ризницу, исчез и причетник. И лишь сержант по-прежнему стоял спиной к собравшимся. Вероятно, он понимал, что прихожанкам не терпится взглянуть на его лицо. Наконец он развернулся и решительно зашагал прочь, сжав губы и глядя прямо перед собой. Двое сгорбленных беззубых нищих переглянулись и засмеялись: под сводами церкви их смех, сам по себе довольно безобидный, прозвучал странно и зловеще.

Церковь стояла на площади. Ее обступали старые деревянные дома с нависающими вторыми этажами, которые отбрасывали на мостовую живописные тени. На середине этой площади молодому человеку, вышедшему из дверей храма, встретилась миниатюрная женщина. Едва она увидала его лицо, крайнее беспокойство на ее собственном лице сменилось выражением, весьма близким к ужасу.

– Ну? – произнес он, неподвижно глядя на нее и с трудом сдерживая гнев.

– О, Фрэнк, я перепутала! Я думала, та церковь со шпилем и есть Всех Святых. Я пришла к ее дверям без опоздания – в половине одиннадцатого, как ты и сказал, – прождала четверть часа и только тогда поняла, что это Всех усопших. Но это ведь ничего? Тебе ведь и завтрашний день подойдет?

– Ты сама дура и меня одурачить решила?! Ну уж нет! Ни слова больше слышать не хочу!

– Фрэнк, ты женишься на мне завтра? – спросила девушка, помертвев.

– Завтра?! – Он разразился хриплым хохотом. – Чтобы я еще раз пережил этот позор?

– Но ведь моя ошибка была не так уж страшна! – произнесла она дрожащим просительным голосом. – Дорогой Фрэнк, когда же мы теперь поженимся?

– Ты спрашиваешь когда? А Бог знает когда! – ответил он с легкой насмешкой и быстро зашагал прочь.

Глава XVII На рынке